Соль земли

Но Водомеров, многие годы общавшийся с самыми разнообразными людьми, был стреляный воробей, и кажущийся оптимизм Петрунчикова не мог обмануть его. К тому же не раз он слышал от других, что Петрунчиков не чист душой. В городе поговаривали, что доцент пописывает в обком и ЦК анонимные письма с кляузами, поддерживает и разносит сплетни, осторожненько ссылаясь на какого-то мифического «одного научного работника», ловит всякого рода «сенсации» и, порой выказывая свою бдительность и используя то, что называется «ситуацией», выступает с обличительными речами.

Чутьё не обмануло Водомерова. С первых же фраз речи Петрунчикова он понял, что «всезнающий доцент» будет говорить о научно-исследовательском институте.

– Уважаемые товарищи! – несколько патетически начал Петрунчиков. – Мы живём в пору, когда коммунизм, его зримые черты всё больше и больше обретают вещественное и материальное выражение. Прошло лишь два-три года с тех пор, как отшумела война, а взгляните вокруг, сколько чудес натворил в мирной обстановке советский народ. Но было бы непростительной ошибкой упрощать сложный процесс коммунистического строительства. Ведь мы должны строить не только новые города, заводы и сёла – мы должны строить новые души, а это самое сложное.

Петрунчиков поднял худощавое, бледное лицо и остановил свой бегающий взгляд на Водомерове. «Сейчас начнёт говорить о Бенедиктине», – ощущая сильное сердцебиение, подумал Водомеров.

– В свете этого положения, – понизив голос и с угрожающей ноткой продолжал Петрунчиков, – мне странным кажется то, что ни докладчик, ни выступающие в прениях совершенно не коснулись таких вопросов, как морально-этические вопросы. А всё ли у нас на этом участке в порядке? Нет, не всё! Весь город сейчас говорит о тех событиях, которые недавно произошли в научно-исследовательском институте. Почему же товарищ Водомеров отмалчивается здесь? Или не хочет выносить сор из избы?

– В чём дело? Говорите яснее! Что вы загадками занимаетесь? – послышались из зала нетерпеливые голоса.

– Я прошу минуту внимания! – возвысил голос Петрунчиков. – Я доложу пленуму всё, что было здесь недосказано.

Зал мгновенно затих, и Петрунчиков при всеобщем повышенном интересе с увлечением опытного оратора рассказал о статье Бенедиктина в «Записках», о протесте Марины Строговой и, наконец, о её разводе с мужем.

Петрунчиков пока ничего не преувеличивал и не перевирал, и Водомеров, слушая его, с удивлением думал: «Откуда всё это ему известно? Неужели в аппарате у меня завелись сплетники?»

В конце своей речи Петрунчиков поставил в категорической форме ряд вопросов перед райкомом, чем особенно взвинтил Водомерова. Наблюдая за лицами слушающих, Водомеров видел, что, если он сейчас же не выступит и какими-то решительными доводами не опровергнет Петрунчикова, бенедиктинская история войдёт в доклады партийных комитетов на конференциях, и тогда поневоле придётся выступать и каяться. От Водомерова не ускользнуло то, что другие, может быть, и не заметили: инструктор обкома Пашкова, сидевшая в уголке зала, когда заговорил Петрунчиков, поспешно вытащила из портфеля блокнот и, пока он выступал, беспрерывно писала. «Для доклада секретарю обкома записывает», – отметил про себя Водомеров.

Выждав, когда в зале стихнут хлопки, вызванные эффектной речью Петрунчикова, Водомеров поднял руку и громко сказал:

– Николай Михайлович, прошу три минуты для справки.

Секретарь райкома, глядя в зал, спросил:

– Есть ли желающие выступить в прениях? Нет? В таком случае предоставляю слово товарищу Водомерову для справки.

Водомеров поднялся и, преодолевая волнение и негодование к Петрунчикову и в то же время какую-то непривычную робость перед широким собранием, спокойными, уверенными шагами вышел на трибуну.

– Товарищи! Выступление Петрунчикова могло бы принести пользу, если бы оно опиралось на действительные факты. Но товарищ Петрунчиков думал не о фактах, а о том, как похлеще преподнести пленуму сплетни… Да, сплетни… – Он говорил спокойно, понимая, что, если он начнёт нервничать, цель его не будет достигнута.

После первой же минуты Водомеров понял, что он близок к цели. В зале стало шумно: участники пленума переговаривались, переглядывались, многие, не скрывая своего нерасположения, посматривали на Петрунчикова, сидевшего на стуле и сучившего своими коротенькими ножками по паркету. «Ага! Ты из этой табакерки не нюхаешь?» – с ожесточением подумал Водомеров, поглядывая на Петрунчикова.

– Я должен совершенно официально сообщить пленуму следующее: научный работник Строгова возглавляет экспедицию в Улуюлье. Завтра-послезавтра туда же выезжает её муж, младший научный сотрудник Бенедиктин, – твёрдо заключил Водомеров.

Теперь в зале стало совсем шумно. Водомеров взглянул на Петрунчикова и не увидел его: тот стал таким маленьким, что голова его скрывалась за спинкой впереди стоящего стула.

Но, проходя мимо Петрунчикова, Водомеров поймал его взгляд: он был холодный, ненавидящий. «Ну, нажил ещё одного смертельного врага», – подумал Водомеров, морщась от острого покалывания в области сердца.

2