– А? Признаешься, вор! Панька!
Панька опустил плеть.
– Ну, сказывай, куда схоронил казну?
– В избе у меня, – хрипло заговорил Жданка. – Орёлке гадал схоронить.
– А! Припас! крикнул Иван Максимович. Богатеем гадал сделать смерденыша.
– Орёлка! – прохрипел Жданка. Подь в избу… Укладка там кованая… под изголовьем. Вечор ключ тебе дал… Отвори… Нет. Лучше сюда… Пущай сам хозяин… Подай ему ключ.
Орёлка сорвал с шеи цепочку с крестом и с ключом и опасливо подал хозяину, а сам стремглав кинулся на задний двор в избу.
– Панька, беги за ним. Один не снесет, – сказал Иван Максимович. Сколь казны!
Панька побежал за мальчишкой.
Все кругом молчали. Иван Максимович переступал с ноги на ногу и потирал руки. Показался Орелка. За ним Панька нес двумя руками окованную жестью укладку со сводчатой крышкой. Он поставил ее на землю перед хозяином.
Иван Максимович отомкнул замок и поднял крышку, схватил сверху суконный кафтан и швырнул на землю. За ним полетели однорядки, портки, новые сапоги, меховая шапка.
– Где же казна? – крикнул Иван Максимович.
Но тут под руку ему попался тяжелый мешочек, туго набитый монетой. Он выхватил его, выкинул прочь всю остальную рухлядь и быстро вскочил. Лицо у него перекосилось, глаза стали белые. Он кинулся к козлам и крикнул:
– А! Издевки! Стервец! Сколь казны тут?
– Сто восемьдесят семь рублев, – пробормотал Жданка. Без тринадцати рублев две сотни! Орёлке прикопил…
– Две сотни – загремел Иван Максимович. Пятнадцать тыщ утаил, да две сотни суешь. Насмеяться вздумал, пес смердячий.
Иван Максимович с размаху швырнул мешок в голову Жданке, а сам вырвал у Паньки плеть и двумя руками, точно топором, полоснул Жданку. Сразу рассек ему спину до хребта. Кровь так и поползла по спине. А Иван Максимович стиснул зубы и, не оглядываясь, взмахивал плетью над головой и рубил, рубил… На губах у него выступила пена, волосы взмокли. Колоду бы в щепы разнес.
Жданка сначала взвыл диким голосом, забился, а потом смолк. Ноги его вытянулись, голова повисла.
На дворе начался какой-то гул. Холопы переговаривались, толкали друг друга, подступали ближе.
Орёлка вдруг метнулся к Ивану Максимовичу и бросился перед ним на колени. Иван Максимович, не глядя, пнул его. Орёлка качнулся, обхватил руками Иванову ногу и вцепился в нее зубами. Иван Максимович вскрикнул, дернул ногой, схватил за шиворот Орёлку и с силой швырнул его прочь. Потом он пошел к крыльцу.
Никто на него не глядел. Все молча давали ему дорогу. У крыльца он повернул голову и крикнул:
– Чего стали? Окатить водой да отвязать!
Панька подошел, развязал веревки.
– Чего окачивать, – сказал он негромко. – Клочья одни остались. Помер, ведомо.
Английский пес
На посаде у Ивана Максимовича было много приятелей – не из хозяев, а больше из хозяйских сынков, которые еще были не при деле. Иван Максимович целыми днями просиживал с ними в кабаке. Пили, песни орали, об заклад бились, кто кого перепьет. Монастырские сборщики поприставали к нему, чтоб покутить на даровщинку. Иван Максимович всех угощал, не скупился.
Как-то прослышал он, что из Вологды вернулся его приятель Тереха Пивоваров и привез щенка диковинного, невиданной породы, выменял у аглицких купцов за две пары соболей. Пошли всем гуртом к Пивоваровым, а во дворе как раз Тереха со щенком.
– Ну и щенок, – захохотал Иван Максимович. – Волк цельный, Слышь, Тереха, дай ты мне его на малое время. Не бойся, не испорчу, в целости ворочу. Я тебя за то заморским вином угощу, от батьки осталось.
– А на что тебе? – спросил Пивоваров.
– Надобно, говорю. Посля скажу. Уважь, Тереха, будь другом, – сказал Иван Максимович. Пивоварову и самому хотелось похвастать щенком перед народом, да Строганову перечить не рука.
– Ладно уж, бери, – сказал. – Мотри лишь, злой он. Аглицкой породы. Дагом его там зовут, аль догом, что ль.
Иван Максимович взял щенка за ошейник и увел к себе.
С тех пор запропал Иван Максимович. На посад и глаз не показывал.
Приятели наконец пришли проведать.
В строгановском дворе им навстречу попался старик Галка.
– Где хозяин? – спросили они.
– В амбаре вон в том хозяин, – ответил Галка, – заперся там. Сказывал – дело у его. Никого пущать не велел.
– Ну, то не про нас, ведомо, – сказал Пивоваров, пошел к глухому бревенчатому амбару и принялся стучать кулаком.
– Эй, кого там нанесло? Проваливай! – раздался изнутри сердитый голос.
– Так-то ты гостей привечаешь, Ивашка! – крикнул со смехом Тереха, Отворяй, чего заперся?
Иван Максимович отодвинул засов и распахнул двери. Парни вошли. Со света и не разглядели, кто там. А потом видят: Иван сидит на боченке и держит за ошейник пса.
– А! То вы, черти, – засмеялся Иван Максимович. – Ну, входите в мою горницу. Дело у меня, вишь, поглядите сами.
Посреди амбара стоял паренек, оборванный весь, голые колени из портков торчат, а на голове высокая боярская шапка, с лазоревым верхом, отороченная соболем. Велика ему, из-под оторочки один нос виден.
– Что за чучело? спросил Пивоваров со смехом.
– А вот гляди… Сымай! – крикнул Иван и отпустил пса.