— Так… — рассеянно. — Хватит! Три дня не купаться.
Бросает шприц в мусорное ведро. Слепо смотрит в окошко.
Надо уходить. И то, что таяло под рёбрами, начинает невыносимо ныть. Опускаю взгляд, не желая демонстрировать это. Но оно просачивается через кожу, меняя атмосферу на еще более болезненную.
— Давай, руку обработаю, — опомнившись, бросает взгляд на большую ссадину.
Бинт обвивается вокруг моего предплечья, пряча вздувшиеся вены.
Загрузившись, больше не флиртую. Просто злюсь на неë. Как на источник этого ноющего чувства. Оно не даёт дышать нормально. И я несколько раз вдыхаю поглубже, пытаясь поймать кислород. Воздух вырывает рвано… Ничего не могу поделать с этим.
— Больно? — тревожно.
Больно. Но не там.
— Обезболивающее надо?
— Обойдусь, не барышня.
Когда она заканчивает, бросаю короткое «спасибо» и сваливаю.
— Марат…
В дверях оборачиваюсь.
— Сколько ты набрал за год?
— А что?
— Это слишком быстро. Твоё сердце может не справиться с таким объёмом новых тканей и сосудов.
Моё сердце? Лицемерка… Плевать тебе на моё сердце.
— Ты не «химичишь», случаем?
— Беспокоитесь за моё сердце, Алёна Максимовна? — со злым сарказмом усмехаюсь я.
— Ладно, иди, — рассерженно.
Сбегает за ширму. Ну, а чего ты с ней так базаришь, Тарханов? — психую я на себя. — Думаешь, очаруется плохишом как малолетки? Нет. Не думаю. Но и пай-мальчиком я её не очарую. Я такой, какой есть. И я тебе, нравлюсь, Ростовская! Просто, принципы твои стрёмные…
Потупив ещё пару секунд, выхожу на улицу. Захожу за здание, не желая сейчас ни с кем пересекаться. Отдышаться. И перезагрузиться немного.
Смотрю на тропинку вниз. Прогуляюсь до ужина к озеру. Оно необычное. Соленое. Говорят, лечебное. Но там туча противопоказаний и администрация запрещает в нем купаться. Но мне кажется, запрещают больше из-за того, что на озере постоянно тусуются местные и приезжие. А у нас с ними вечные конфликты. Иногда доходит до драк… До ужина все равно никто не хватится.
Прохожу мимо окон медкабинета. Алёна рывком отворачивается, пряча сигарету.
— Да знаю я, что ты куришь, — фыркая, прохожу мимо, не глядя в её сторону. — От Беса шифруйся, а не от меня.
С грохотом захлопывает окно. Ну вот и пообщались…
Глава 2. Неподходящий совет
Оперевшись плечом на косяк, Бес, отмечает в своем журнале, что все на месте. Наша комната последняя. Вернее, первая у входа в мужскую секцию.
В комнате на четверых. Одна кровать пока пустует. Некоторые подтянутся только завтра утром.
Сидя на подоконнике у открытого окна методично стучу маленьким мячиком в стенку напротив. Вдалеке к корпусу идёт Алёна со своим рюкзаком. Тренерские покои напротив нашей секции, через холл.
— Отбой, пацаны, — захлопывает журнал Бес. — Давайте без эксцессов. Спать хочу. Разбудите, до утра напрягу на плацу упражняться. Усекли?
— Всё ок будет, тренер! — улыбается Яша. — Мы тихонечко на гитаре побренчим и баиньки.
— Тихонечко. Другим дайте выспаться.
— Бессо Давидович, можно я Алене… Максимовне, — поспешно добавляю я, — сумку помогу донести?
Киваю в окно.
— Тяжёлая.
— Да я сам… Не парься. Ложись.
Ну и тупишь же ты, Бес! — раздраженно закатываю глаза. Не парься… Да не парюсь я, наоборот!
— Бессо Давидович, — забегает из холла девчонка. У нас свет отрубило. А девочки в душевой…
— Марат, — кивает мне Бессо. — Давай за сумкой. А я посмотрю щиток.
Класс!
Срываюсь, спрыгивая прямо с подоконника. Первый этаж высокий. Спрыгнуть — легко. А вот вернуться таким путём гораздо сложнее.
Парни, угорая, свистят провокационно вслед, высовываясь из окна.
Ускоряя шаг, приближаюсь к Алёне. Сердце колотится. Голос пропадает.
Молча стягиваю с плеча рюкзак.
Кофточка на ней, конечно, полный трындец. Белая ажурная ткань идёт низко по пышной груди и открывает плечи, держась ниже, уже на руках. Словно вот-вот съедет ещё ниже.
Над тончайшей талией этот ажур заканчивается, открывая пупок с каплеобразной серьгой пирсинга. Кожа — безупречный бархат. Над низким поясом джинсов крупная родинка. Я очертания этой родинки знаю лучше, чем очертания родины на карте!
Пялюсь, да…
— Ма-рат, — строго.
Рывком поднимаю взгляд вверх, ей в глаза.
— Что? — борзо прищуриваюсь.
И не надо тут возмущения. Не хотела бы, чтобы смотрели, надела что-то поскромнее.
Делает шаг вперёд. Догоняю.
Ну, давай, Тарханов, говори что-то. Ты всё прошлое лето молча на неё дро…
— А где Бессарион? — сбивает меня Алена с мысли.
— А что без Беса вечер не томный? — вырывается ревниво у меня.
Бегает вечно к нему по каждому поводу!
— Тарханов, отдайте немедленно сумку! — резко переходя на «Вы» врастает в землю.
Голос обиженно вздрагивает.
— Нет, не отдам.
— Как Вы смеете со мной так разговаривать?! Я Вам что — подружка??
Ну понеслось… А я даже хочу с ней конфликта. Потому что, только когда она на меня рычит, у нее хоть какие-то чувства прорываются!
— Не подружка, — теперь вздрагивает мой голос.
— Почему Вы мне тыкаете?!
— Тебе двадцать четыре…
— Причём здесь возраст?! — вздымается нервно её грудь, растягивая гипюр. Краешек ореолы чуть-чуть обнажается над гипюром.
И я с трудом снова перевожу взгляд ей в глаза. Они блестят…