Соль

— Вообще да. В кофе одна ложка сахара, я так люблю. Если мало — добавь, если много — увы. И осторожно с сэндвичем, только из гриля. Горячий.

— Ты когда такое говоришь, педофилом себя не ощущаешь? Мне же не три годика!

— Это забота, идиотка, — его улыбка трогает меня, и я снова вспомнинаю, что вообще-то хотела рассказать свою историю. — Выкладывай. Я аж прям извёлся весь от интриги!

— Ой! — стараюсь говорить как можно небрежнее. — В общем! Не порть мне историю! Когда мне было пятнадцать лет я очень влюбилась! Все это знают, его звали мистер Ли, и он был прекрасен. Я не видела его лица, только профиль. А ещё слышала голос. Он говорил прекрасные вещи, что самое главное для него жена и все такое. Он так красиво говорил, что я просто сходу отдала ему своё сердце. Я любила его всегда, — выражение лица мистера Ли меняется просто на глазах. — Так вот! Этот мистер Ли — ты! — в голове история была длинною в жизнь, а на деле две строчки.

— Соль, — он отводит взгляд, сжимает губы и выглядит так, будто не верит, что я такую глупость ляпнула. — Я сейчас скажу такую пафосную вещь, что где-то заикает сценарист мелодрам, но ты же понимаешь, что того мистера Ли уже нет? — Кайд отставляет бутерброд и смотрит мне прямо в глаза.

— Нет, не понимаю.

— Ладно. Тогда как ты это видишь?

— Да никак! Я просто тебя люблю! — восклицаю, будто втолковываю малышу простую истину. Я не стыжусь и не думаю, что делаю это зря. Это правда, а правду говорить никогда не стыдно.

Кайд чуть отклоняется.

— Соль, так не бывает, — он качает головой.

— Бывает! — я продолжаю держать тон, намекающий, что Кайд просто идиот.

— Соль. Тебя все это только расстроит. Я не собираюсь говорить тебе того же, понимаешь?

— Да нет же, это ты ещё не понимаешь! Все нормально! — я говорю это уже совершенно спокойно. Улыбаюсь, внутренне пою и даже снова берусь за свой сэндвич. — Потрясающая вещь! Что за соус?

Кайд не может сдержать усмешку, поджимает губы и кивает.

— Майонез.

Глава 38. О прошедшей ночи

— У вас был приём с ночёвкой? — интересуется отец.

— Нет.

— Ты не ночевала у Ксавье!

— Нет, не ночевала, — дёргаюсь, как подросток, стоя перед родителями и считая, что это какая-то глупость. Так и подмывает спросить: я взрослая или нет?

— А где ты была? — отец говорил вкрадчиво.

Он меня класса с восьмого не отчитывал!

— Бабушка оставила мне квартиру, — равнодушно отвечаю, вместо того, чтобы взорваться. — Я была там.

— Ты не думала, что о таких вещах необходимо сообщать родителям?

— Это моя квартира!

— А это наш дом!

— Мне уже двадцать!

— А мне пятьдесят, — жмёт плечами отец. — Мне пятьдесят, и моя дочь не считает нужным сообщить, где она проведёт ночь! — на последнем слове он срывается на крик, я зажмуриваюсь, а он разворачивается и уходит к себе. Как только дверь за ним закрывается, Ингрид опускает журнал, который (якобы) увлечённо читала. Глаза её покраснели, губы дрожат.

— Ма! Да ты в моем возрасте уже замужем была! А мне нельзя переночевать вне дома и нужно непременно отчитываться?

— Я в твоём возрасте не только была замужем, но и отчитывалась перед мужем. Соль, ты всю жизнь будешь отчитываться перед кем-то, если тебе угодно это именно так называть, какие-то глупцы называют это уважением. А кто-то даже гордится тем, что ему есть кого предупредить о своих планах! И милая, если в твоей жизни есть что-то, о чем ты не можешь рассказать маме, это что-то не очень хорошее.

Если в твоей жизни есть что-то, о чем ты не можешь рассказать маме, это что-то не очень хорошее.

Почему я не могу рассказать маме? Я знаю, что мама не осудит. Мама поймёт, поддержит и погладит по голове. Но что-то тут не клеилось. Мне стыдно, что меня в ответ не любят, вот что…

Я плетусь к себе, волоча по полу куртку, медленно переставляю ноги, будто иду по колено в воде. Хочу упасть в кровать и молча лежать. В комнате вместо благодатной тишины и покоя ждёт мрачная картина. Гаспар, недовольно сопящий и поглядывающий в сторону. Майя, скрестившая на груди руки, но при этом удивительно неуверенно выглядящая. И Ксавье. Друг выглядит до смешного противоречиво. Он свирепо смотрит на меня и самоуверенно на Майю, а она отводит взгляд и… краснеет. Майя Кавано краснеет под взглядом Ксавье Рье? Меня колет подозрение, и сейчас я меньше всего хочу с чем-то таким разбираться.

— И вы туда же? — спрашиваю, проклиная себя за то, что вообще проснулась утром.

— Куда же? — холодно уточняет Майя.

— Ой, ну вы то не начинайте! Родители только что…И зачем я вам всем была нужна в прошедшие десять часов, что вы сюда приперлись ни свет ни заря?

Все трое переглядываются, будто у них есть общая тайна, но рассказывать друг другу они её в то же время не хотят. У меня создается впечатление, что за одну ночь я пропустила лет десять, как в «Что забыла Алиса». Все ведут себя со мной, как с преступницей. Я как ни в чём ни бывало плетусь к айпаду и включаю музыку. Джей Джей Йохансон. С первой песни и такое попадение, внутри клокочет, и рука дрожит, хочу переключить, но вместо этого возвращаюсь к друзьям, стараясь игнорировать то, как "Far Awey" заполняет мою голову.

— Ну?