Но это была лишь часть проблемы. Все приведенные в предыдущем абзаце цифры относятся лишь к радиоприемникам, а радиопередатчиками в 1941—1942 гг. было оборудовано еще меньшее количество советских истребителей. Так, в 1941 г. передатчики ставили лишь на каждый третий из тех МиГ-3, что были оснащены радиоприемниками, и на каждый десятый из имеющих приемники ЛаГГ-3; из радиофицированных Як-1 весной – летом 1942 г. передатчиками тоже оснащали лишь каждый десятый (т.е. сначала 1%, затем 2% и под конец 3,3% вновь выпускаемых машин этого типа). В сентябре передатчиками стали оснащать 20% выходящих из заводских цехов Як-1 (а также 33% только что запущенных в серию Ла-5), а с октября – 50%; только на 50% снабжались передатчиками и Як-9 в начале 1943-го209. В 5-м гвардейском истребительном авиаполку 207-й истребительной авиадивизии 17-й воздушной армии Юго-Западного фронта, оснащенном Ла-5, радиопередатчики еще и в июле 1943 г. стояли только на командирских машинах. И даже на новейших Ла-5ФН, полученных 5-м гвардейским с завода в сентябре 1943-го, передатчики пришлось ставить уже в полку, силами техсостава...210 Только в конце 1943 г. каждый вновь выпускаемый истребитель стал получать и приемник и передатчик – а до этого большинство советских пилотов не могли сообщить командиру или друг другу о замеченной ими цели или опасности.
Впрочем, и при наличии радиостанций советские истребители далеко не всегда могли связаться друг с другом! Теми радиостанциями, что устанавливались в 1941—1942 гг., летчики попросту «не могли пользоваться из-за больших помех радиоприему, создаваемых системой зажигания мотора и другими самолетными источниками». Эти помехи «вызывали страшный шум и треск в наушниках»; кроме того, советская радиоаппаратура «часто расстраивалась, не обладала достаточной стабильностью частот, не обеспечивала должной слышимости». «Все это порождало к радиосвязи недоверие, а некоторые летчики вообще наотрез отказывались применять ее в бою»211. «В 41-м году, – прямо заявляет летавший тогда на МиГ-3 в 10-м истребительном авиаполку В.И.Клименко, – никакой радиосвязи, можно сказать, не было. Один треск в наушниках стоял, никто радио не пользовался»212. А.Е.Шварев указывает, что нормально радио стало работать только во время участия его 236-го истребительного авиаполка в Сталинградской битве, т.е. осенью 1942 – зимой 1943 г., но, по свидетельству ветерана 5-го гвардейского истребительного авиаполка Г.А.Баевского, качество советских радиостанций хромало еще в середине 1943-го («В наушниках – треск, слышимость неважная...»), по С.Д.Горелову из 111-го гвардейского, нормальной работа радио стала лишь осенью 43-го, а по И.И.Кожемяко из 107-го гвардейского, она оставалась неважной до конца войны213. Характерно, что, по наблюдениям немцев, четкое взаимодействие в бою в советских ВВС впервые стали демонстрировать полки, летавшие на американских истребителях «Аэрокобра», которые имели «устойчивую, с незначительными помехами радиосвязь»214. «Мы в группе переговаривались между собой в воздухе, как по телефону...», – вспоминал третий по официальной результативности советский ас Г.А.Речкалов, воевавший на «Аэрокобрах» в 16-м гвардейском истребительном авиаполку 9-й гвардейской истребительной авиадивизии215.
Немецкие же истребители и радиоприемниками, и радиопередатчиками – притом высокого качества – оснащались еще с довоенных времен.
Скорость, скороподъемность и вертикальная маневренность
Меньшую эффективность боевой работы советской истребительной авиации по сравнению с немецкой обусловило также превосходство немецких истребителей над советскими в важнейших летных данных – скорости, скороподъемности и вертикальной маневренности. Не имея преимущества по этим показателям, было очень сложно сохранять инициативу в воздушном бою (т.е. настигать противника и навязывать ему бой) и вести бой наиболее эффективным способом – на вертикалях, нанося сверху «соколиный удар» и снова уходя на высоту для отрыва от противника и новой атаки.