Упоминаемый список был составлен Бестужевым-Рюминым со слов знакомых ему поляков и содержал имена одних только четырех членов польской директории, а именно генералов Княжевича и Хлопицкого, полковника Терновского и помещика Проскуры. В сем списке был описан Хлопицкий умнейшим, твердейшим и просвещеннейшим из всех четырех и притом имеющим наиболее влияния в обществе. Тарновский – с теми же качествами, но в меньшей мере. Княжевич – человеком немолодым, основательным и хранителем бумаг в Дрездене. Проскура же был описан как человек худой нравственности, хотя и не без способностей. Справедливо, что поляки о нашей директории ничего не знают, ибо мы им из наших членов никого не называли и ни о чьем значении в Союзе ничего не говорили. А дабы еще лучше от них скрыть все подробности, до нашего общества относящиеся, и более дать себе простору в переговорах с ними, было им сказано, что наша директория находится в Петербурге.
О генерале Клицком я никогда ни слова не слыхал, в первый раз о его имени и существовании узнаю и никогда никому из наших членов о нем не говорил.
Я о сем происшествии слышал в том же виде, как оно здесь описано от Юшневского, доктора Вольфа и полковника Аврамова, которые в 1822 году, когда Раевского дело началось, имели свое пребывание в Тульчине, а я был тогда уже при полку.
О принятии в Петербурге в общество молодого Путяты, находившегося, ежели не ошибаюсь, адъютантом при генерал-адъютанте Закревском, слышал я от одного из членов, прибывших из Петербурга, но сие приобретение столь мне казалось маловажным, что я на оное весьма малое обратил внимание, и потому в точности никак определить не могу, кто мне о том сказывал. Но кажется, что я о том слышал или от князя Волконского, бывшего в Петербурге в конце 1824 года, или от Бестужева, который оное слышать мог от князя Трубецкого; впрочем, это суть только догадки, и я вторично объясняю, что никакой нет возможности при всем искреннем желании с точностью все те мелочи помнить, которые происходили в обществе в течение целых девяти лет его существования.
Гене обществу не принадлежал и ни в чем оному не содействовал.