Союз нерушимый: Союз нерушимый. Страна мечты. Восточный фронт

– Французы! – скривил физиономию пан Завирайко при виде пленных. – Из Москвы сто лет назад ноги унести успели, а вот из нашего Киева выкуси! Работают плохо, а зимой еще и от холода мерли как мухи. Ничего – пока город как новый не будет, вы отсюда к своим лягушкам не вернетесь. Или передохните тут все – за то, что порушили.

Странно, у нас на Севмаше даже работавшие на улице фрицы имели вид гораздо более здоровый, и одеты-обуты лучше. Вот плохо разглядела из машины, но мне показалось, что кто-то из пленных был босиком, без обуви вообще, а на остальных жуткого вида рванье и опорки! Их тут что, голодом морят и обмундирование не выдают?

– Как положено обеспечиваем, – сказал Завирайко, – согласно установленным расценкам. Ну, а кто не работает, тот не ест – принцип социализма, что каждому по труду.

На углу Владимирской пришлось задержаться, пропуская длинную колонну подвод и машин. Рядом шагали люди в штатском. А отчего это некоторые вооружены?

– Так ярмарка завтра открывается, – ответил Завирайко, – колхозно-кооперативная, люди не только с Киевщины, но даже с Львова приехали. А которые со сброей, это «ястребки», охрана от истребительных батальонов, а то на западе бандеры шалят, да и в иных местах лихого люда хватает – война, голод, за мешок муки или картошки убьют.

Да какая же ярмарка в июне? Хоть и городская я, но знаю, что не сезон еще.

– Кому не сезон, а кому уже. Ремесло по глине, коже, дереву в любое время продавать можно. Да и ранние овощи поспевают, и зелень – как раз самое время, распробовать, а то прошлогодние запасы к концу. А в самый сезон – это само собой, сейчас малая ярмарка, а как урожай соберем, будет и большая.

Вот и угол Крещатика, гостиница «Националь». Слышала, что в будущем московских гостей от ЦК селили в особых гостиницах, в разных городах носящих стандартное имя «Октябрьская», но в Киеве такой еще нет. Был еще вариант – в квартире из отдельного фонда, но тут Пантелеймон Кондратьевич меня категорически предупредил: опасно, мало ли что. Так что – в «Националь», уже полностью восстановленную. Заявка уже была подана, так что на мое заселение ушло не больше пяти минут. Номер на третьем этаже был из трех комнат – кабинет, гостиная, спальня. Обстановка показалась слишком вычурной и неуместно роскошной: так на этой кровати вчетвером можно разместиться свободно, хоть поперек, и только балдахина над ней не хватает! Когда мы в Москву приезжали, там было куда скромнее, причем в гостинице лишь для «своих». Чувствую себя старорежимной графиней или купчихой-миллионщицей – ладно, мне тут лишь на две-три ночи, перетерплю. Бросаю сумку в шкаф. Может, и плащ оставить – жарко? Нет, не будем товарища Кириченко смущать своим неделовым видом!

Едем по Крещатику, который показался мне похожим на Большой проспект нашей Петроградки, только дома пониже. И после равнинных Ленинграда и Молотовска непривычно было видеть здания на холмах. Вот слева площадь Калинина с фонтаном[38], сворачиваем на Институтскую, и мы уже у ЦК КПУ. Дворец с колоннами и шпилем, постройки тридцатых, следов войны на первый взгляд не видать, и внутри такое же великолепие – широкие лестницы, высокие потолки, как у небожителей, чувствуешь себя таким маленьким перед такими большими людьми. Интересно, а как же я в дом ЦК партии в Москве войду, а ведь придется, наверное, когда-нибудь, раз я теперь там числюсь? А если вспомнить, что хозяин этого величия, товарищ Кириченко, подозревается в антипартийных настроениях и чуть ли не в подготовке мятежа? И от того, что я сообщу, зависит как минимум останется он на этой должности или полетит еще быстрее и дальше Хрущева, не то что в Ашхабад, там хоть тепло, а туда, чем на Севмаше нерадивых фрицев пугают, «где лето тридцать первого июля начинается, а первого августа уже первый снег». Так что выше голову – формально он мне никто и никакой власти надо мной не имеет! Я же с самим Лаврентием Павловичем разговаривала, ну что мне какой-то первый секретарь КПУ!

А коридоры пустые! Наши шаги звучат гулко под сводами, редко-редко пробежит товарищ, с деловым видом. Из троих встреченных мужчин двое с галстуками, на улице такое теперь и в Москве нечасто встретишь. А женщина средних лет, с папкой в руке, тоже в строгом костюме однотонно-темного цвета, шерстяной жакет на все пуговицы застегнут. Да ей, наверное, так жарче, чем мне в распахнутом плаще поверх крепдешинового платья. Вспоминаю нашу Корабелку при Севмаше и курчатовский Арсенал – там обстановка была куда более непосредственная и живая!

– Люди работают, – говорит пан Завирайко, будто извиняется, – процесс идет. Дел очень много, по Украине всей, от Карпат до Ростова, от Крыма до Курска.

Я удивляюсь. А что, Крым, Курск и Ростов разве относятся к Украине?

– Так сам товарищ Кириченко так иногда повторяет, – бледнеет Завирайко, – ему виднее, а я что… Мне – как партия сказала, так тому и быть!