Союз нерушимый (СИ)

Я прошёл в комнату и, нашарив не стене выключатель, включил свет, поскольку естественного дневного тут совершенно не хватало - мешал сарай, почти вплотную примыкавший к окну. За ним была видна лишь деревянная дощатая стена, к которой кто-то прислонил лопату.

Сразу в глаза бросался терминал - огромный экран, клавиатура, смахивающая больше на пульт управления космическим кораблём, и огромное мягкое кресло, к которому шли провода и шлейфы. В изголовье торчали три металлических штыря, похожие на вилку, - я знал, что с помощью таких штук можно подключаться напрямую к терминалу и использовать его вычислительные мощности для кучи разных вещей. Ускорения сознания, например. Вполне возможно, что за несколько часов Унгерн проживал тут целую жизнь.

Много синих, зелёных и красных диодов, в системном блоке со снятой крышкой видно железо - очень солидное, надо сказать. Да, машинка была что надо. Остальная комната смотрелась куда хуже. Серенькие обои, на полу - вытоптанный коврик, на журнальном столике - посуда, солонка с окаменевшим содержимым и заплесневевший хлеб. У стены - узкий шкаф, стул, заваленный вещами, и солдатская металлическая койка, заправленная тем самым легендарным синим-одеялом-с-тремя-полосами.

На столе с терминалом бардак: металлическая кружка, тарелка с крошками, паяльник, моток припоя и какое-то полуразобранное устройство. На полу - пустые жестяные банки из-под газировки и пива, старые тапки, грязное бельё и толстый слой песка. Ну да, не баронское это дело - в квартире убираться.

- Я осмотрюсь? - решил я уточнить на всякий случай у Фёдоровича.

- Да, давай, - ответил воин-разведчик и встал в дверях, скрестив руки на груди. - Если не побрезгуешь...

Первым делом я прошёл к терминалу, но тот оказался ожидаемо запаролен. Я ввёл несколько самых распространённых комбинаций, но это, разумеется, не помогло, поэтому надежду запустить ручонки в информационную кладовую Унгерна пришлось оставить. Перебирая вещи, чувствовал огромное омерзение: полная антисанитария, удивительно, что вши или ещё какая живность не завелась. Прошло пять минут - и ничего, напоминавшего о том, куда паршивец ездил, или каких-либо других улик. Я попытался определить назначение устройства, которое собирал Тевтонец, но безуспешно.

- Что это? - спросил Фёдорович, увидев, что я внимательно гляжу в переплетение проводов.

- Да чёрт его поймёт... - с досадой ответил я.

Перекопав большую часть хлама - запчастей, каких-то бумаг - я не нашёл ни единой улики и опечалился.

- Ну и помойка же у него, - сказал я, стоя возле журнального стола и держа пустую бутылку из-под "Жигулёвского", которую Унгерн, очевидно, использовал, как пресс-папье

Фёдорович поддержал:

- Ага, страшно подумать, что у него в мусорке творится... - он указал кивком головы на шкаф.

- Да ладно? - меня передёрнуло. - Он выбрасывает мусор в шкаф?

- Да. Я видел как-то. У него там ведро стоит.

Кошмар. Я посмотрел на бутылку в своих руках и, сделав шаг в указанном направлении, открыл шкаф, откуда в разные стороны полетели мошки. Переполненное ведро стояло внизу, в отсеке, куда все нормальные люди ставили обувь. Выше лежал вытертый чемодан с кучей наклеек, над которым висело одно бесформенное серое пальто. Вокруг в беспорядке валялись бумажки, обёртки, обрывки проводов и мусор калибром поменьше. Наклонившись и положив бутылку, я открыл чемодан. Там лежал стандартный набор командировочного - полотенце, умывальные принадлежности в жестяном футляре, сменное бельё. У чемодана был потайной карман, в который я запустил руку и, нащупав сложенный пополам лист бумаги, замер в предвкушении.

"Только бы, только бы, только бы", - если бы я помнил имена богов, то молил бы каждого из них поименно.

- Что там? - Фёдорович вытянул шею.

Я достал лист и чуть не вскрикнул от радости. Это оказалась копия командировочного предписания. Быстрым движением века я сфотографировал листок.

- Командировочное, - показал я Фёдоровичу. - Со всеми подписями и печатями завода... Странно, очень странно. Давайте-ка милицию сюда. Кажется, дело приняло интересный оборот. Простите, видимо, вам всё-таки придётся иметь дело с теми самыми ребятами. Я звоню на завод.

- А я пойду вызову сотрудников, - кивнул старик и, закурив, отправился наверх.

Пока он ходил, я ознакомился с предписанием. Штрих-коды, номера и наклейка с магнитными полосками были настоящими, либо очень тщательно подделанными. Судя по документу, Унгерн ездил в город со странно знакомым названием "Загорск-9". Во времена оны, как я помнил, существовало всего два Загорска - с номерами 6 и 7, в одном из которых находился институт, создававший биологическое оружие, а во втором - ядерное. А вот чем занимался девятый номер, припомнить я так и не сумел.

Фёдорович вернулся:

- Готово. Сказали, выезжают.

- Хорошо. Моё начальство тоже скоро будет. Ох и дадут же нам всем... - я покачал головой. - По первое число. Нечего было его жалеть, сразу пропесочить и выгнать.

- Да таких песочь-не песочь...