- Неприкосновенность и полное выполнение прежних договорённостей, - быстро ответил генерал. - Мой сын должен остаться в Москве, а мне лично нужна доля французских трофеев и постоянное место в генеральном штабе. Ни капли меньше.
- Това-арищ генерал... - протянул я. - Вы понимаете, что стоит на кону? А ещё торгуетесь! Если мы проиграем, то проиграем все и сразу. Никто не знает, что у него в голове. Никто не знает, какие у него планы. Кто должен остаться, а кому кирпич на голову упадёт? Кто - опасный свидетель и влиятельный противник, а кто станет убеждённым сторонником? Вы можете это сказать?
Генерал опустил голову.
- Не могу. Но, тем не менее, мне нужны гарантии!
Я оперся на перила и вздохнул.
- Хорошо-хорошо, - сказал я тоном, каким обычно говорят: "Достал, делай, что хочешь". - Я дам вам гарантии. В конце концов, если мы победим, то и в генштабе места освободятся, и на трофеи очередь поредеет.
- А сын? - напрягся Захаров.
- И сын, - поторопился я успокоить оппонента. - Когда вы устроитесь в генштабе, сами сможете повлиять на его судьбу. Итак, - у меня в горле пересохло: я сейчас собирался проверить догадку - главную на этот момент и оттого очень-очень важную, - кто поможет вам во время парада?
Захаров выпучил глаза, его усики встали дыбом.
- Большого. Концерта, - процедил он. - Не надо пускать всю конспирацию коту под хвост.
Меня словно окунули в раскалённый свинец. В точку. В точку, чёрт бы его побрал!
- Да, - улыбнулся я. - Простите. Так кто?
От названной фамилии мне чуть не стало дурно. Маршал. Маршал военно-космического флота Гречко. Командир орбитальной эскадры больших бомбардировочных кораблей, герой битвы за Луну, орденоносец.
- Ничего себе, - я не сумел скрыть удивление. - Тот самый?
- Да, именно, - кивнул генерал. - Правнук космонавта.
- И что он должен был сделать?
- Этого я не знаю, - пожал плечами мой собеседник. - "Не храните яйца в одной корзине".
- Спасибо, товарищ генерал, - я откозырял и протянул Захарову ладонь. Он, помедлив мгновение, ответил тем же. Рукопожатие оказалось крепким и сухим, а ладонь - узкой и длинной, с пальцами пианиста.
- Спасибо - это пока ещё не место на Большом Знаменском, - заметил он, глядя мне в глаза. В этот раз я проиграл и отвёл взгляд первым.
- Всё будет, товарищ генерал. Всё будет.
- Мне связаться с Гречко?
Я быстро прикинул, стоит ли это делать.
- Нет, не стоит. Сообщение могут перехватить. Но будьте готовы, что Гречко захочет с вами связаться, возможно, понадобится подтвердить ему, что я - не верблюд.
Командировочное удостоверение было получено в штабе армии спустя полчаса после разговора. Я успел запутаться в бесконечных однообразных бетонных казематах, то и дело сотрясавшихся от ядерных взрывов. В штабе было душно, накурено, и ещё там всё время кричали. Огромный зал размером со стадион был заполнен столами, за которыми сидели, зарывшись в горах документов, военные: они и орали, постоянно связываясь с кем-то.
- Заря! Заря! Отступление прекратить! Стоять насмерть! Оборонять до последнего, подкрепление уже в пути! Заря! Как слышно?! Заря! - рычал тощий бледный капитан. У него от нервного тика дёргалась щека, а манжеты белой парадной рубашки пожелтели от табака.
- Коридор потерян! Повторяю, коридор У-19 потерян! Там газ! Повторяю, в коридор У-19 пущен газ, в штольнях люди гибнут! - это уже толстый и слишком старый для старшего лейтенанта мужик. Его физиономия имела очень странный оттенок - не красный даже, а синюшный, словно его вот-вот хватит удар.
- Атака на поверхности отбита! А? Что? Повторяю! Атака в секторе отбита! Потери противника - десять танков-голиафов и около трёх сотен человек пехоты! - отрапортовал лощёный майор с густыми чёрными усищами. Форма отглажена, морда круглая и сытая. Видимо, он привык к роли гонца с хорошими новостями.
- На! - ко мне подбежал седой сержант с чёрной повязкой на глазу и лицом, испещрённым глубокими шрамами так, словно это и не лицо было, а географическая карта какого-нибудь марсианского каньона. Под глазами старого служаки пролегли глубокие тени, на щеках седая щетина - лет десять служит, не меньше. Либо быстро "сгорел" на штабной работе.
Сержант сунул мне в руки лист бумаги с печатями и большой красной звездой в шапке документа - предписание срочно убыть в Москву с особо важным поручением. Я проверил почту: такой же документ, только электронный, уже загрузился.
В эшелон, которому предстояло отправиться обратно в Париж, грузили раненых. На платформе было некуда ступить из-за носилок, где накрытые окровавленными простынями, замотанные в бинты, крича и мечась в бреду, ожидали отъезда сотни солдат. От некоторых осталось совсем мало - лежит на носилках бережно прикрытое нечто размером со школьный ранец, а из-под простыни торчит мужская голова со стеклянными от наркоза глазами.