Союз нерушимый…

Минутой позже мы с маршалом сидели в коридоре. Он говорил мне что-то, но в ушах звенело – и я постоянно переспрашивал. Перед глазами всё плыло, и думается, в этот раз меня всё-таки контузило.

– Что?! – вскрикнул я, в очередной раз не разобрав слов Гречко.

Маршал взял меня за грудки, притянул к себе. Из уха у него стекала тонкая струйка чёрной крови:

– Я верил ему! Верил! Он мог всё изменить, а он оказался таким же, как все остальные!

26

На Москву медленно опускались белые хлопья первого снега.

Низко висевшие тучи казались мягкими, как пуховая перина, а крупные пушистые снежинки лишь усиливали это сходство. В сплошной белой пелене привычный городской пейзаж словно растворялся: дальние здания пропали, а те, что поближе, превратились в тёмно-серые тени, будто кто-то экономил ресурсы, затрачиваемые на отображение мира в человеческих глазах.

Погода была полностью под стать настроению. Столица Советского Союза в эти часы была настолько тиха, спокойна и пустынна, что можно было услышать, как от далёкого вокзала отходят поезда: их свистки разрывали утренний воздух, наполненный снегом и сырым туманом, и уносились куда-то за горизонт. Я прислонился к холодной кирпичной стене. Голова была тяжёлой от усталости, веки сами опускались. Я был готов уснуть прямо здесь и сейчас, на первом ноябрьском морозе, стоя на продуваемой всеми ветрами малюсенькой площадке.

– Товарищ маршал Советского Союза! – разнёсся над Красной площадью усиленный микрофонами командный голос. – Войска Московского гарнизона для парада в ознаменование годовщины Великой Октябрьской Социалистической Революции построены! Командующий парадом – генерал армии Еремеев!

Друг напротив друга стояли два серых кабриолета ЗИЛ. На капоте у них изредка вздрагивали небольшие красные флажки – маленькие и яркие, как звёздочки. Один автомобиль принадлежал командующему Московским гарнизоном Еремееву, другой – министру обороны Советского Союза: коренастому мужчине, который из-за широких плеч и низкого роста выглядел квадратным.

Парадные коробки не были безукоризненно ровными, как я ожидал: тратить время на строевую подготовку бойцов в Загорске-9 считали бесполезным, в ногу идут – и то ладно. Не было ни ярких шинелей с начищенными до блеска пуговицами, ни фуражек, ни звёзд, ни лампасов и галунов: площадь была серой, белой и зелёной, лишь алые знамёна и штандарты зябли на сыром холодном ноябрьском ветру.

Специально для парада Красную площадь украсили: на башне за мавзолеем повесили огромный герб Союза, на ГУМ – огромные красные растяжки, изображавшие стилизованного Ленина и бойцов Красной армии, а Исторический музей почти скрылся за огромным щитом с плакатом «Родина-мать зовёт».

Солдаты были в полном боевом снаряжении. Длинные шинели и полушубки, шлемы, маски со светящимися глазами, тяжёлая панцирная броня, пояса с подсумками. Некоторые носили боевые экзоскелеты с навешанными на них листами брони и огромными автоматическими пушками. А за пределами Красной площади, пока невидимые, стояли, ожидая своей очереди, джипы, танки, БТР и ещё солдаты – мотострелки, ВДВ, морская пехота – тысячи людей при поддержке десятков единиц техники. Как в далёком сорок первом году эта армада прямо с парада должна будет отправиться на фронт.

Но я знал, что в этот раз система даст сбой – и все эти люди станут врагами, в том числе и моими собственными. Все заражены ядом Разума, который с минуты на минуту прикажет им обратить оружие не против капитализма, а устроить бойню тут, в самом сердце Страны Советов. Я не знал, что придумал Палыч – визуальным воплощением его плана оказалась лишь сотня роботов из НИИ робототехники, – но очень надеялся, что у него всё под контролем.

Сотня консервных банок против тысяч отборных советских солдат, обученных и вооружённых по последнему слову техники.

– Здравствуйте, товарищи! – громко и почти нараспев произнёс министр обороны.

Солдаты отозвались спустя ровно три секунды.

– Здра! Жла! Тащ! Марш! Советск! Союз! – грянули на всю Москву лужёные глотки. Я увидел, как где-то внизу с дерева вспорхнула перепуганная ворона.

– Поздравляю вас с годовщиной Великой Октябрьской Социалистической Революции!

Снова три секунды.

– Ура-а-а! Ура-а-а! Ура-а-а!

У меня по спине пробежали мурашки, но на этот раз не от холода. Я бывал на подобных парадах: и ноябрьских, и майских, но в этот раз у меня шевелились волосы на загривке – от ужаса. Когда подобная сила на твоей стороне, чувствуешь радость и почти что эйфорию от того, что скоро вся эта орда обрушится на врагов, но сейчас, зная, что скоро эти люди будут стрелять в меня… Я не считал себя пугливым человеком, но по-настоящему боялся встать на пути этой силы. К счастью, теперь я не один – за моей спиной вся мощь Конторы.