Союз нерушимый

Кожа на голове нестерпимо чесалась. Хорошо хоть отросшие заново волосы скрывали безобразные шрамы, оставшиеся на голове после ожога. Лицу повезло меньше. И рукам. Да и ожогом повреждение почти 80 процентов кожного покрова назвать трудно. Утверждают, что с такими повреждениями человек выжить не может. Наверное, это правда. В обычных случаях. Ему повезло — ЭИД подстегнул регенерацию и он выжил. Но пластическую хирургию и косметические операции ЭИД не делал, для этого нужны были человеческие руки. Да, вместо сгоревшей кожи появилась молодая и здоровая, но рубцы и шрамы пока никуда не делись, для этого требовалось время. Сгладились только и стали меньше. Поэтому по утрам в зеркале видно не лицо, а что-то вроде моченого яблока. И отпустить усы и бороду нельзя — по возрасту не полагается. Ну не растут они у семнадцатилетнего парня! Семнадцать лет… Странное чувство. Ощущаешь себя молодым и полным энергии, а за плечами, словно рюкзак с камнями. Не позволяет сорваться с места и не дает совершать глупости. А рюкзак-то тяжелый, как-никак полтинник за спиной. Не самой простой и спокойной жизни. Да, другой, в другое время, но житейский опыт и умение просчитать последствия собственных поступков дорогого стоят. Рассказывают, что некий Аркадий Голиков в шестнадцать лет полком командовал. Трудно сказать, чем и как он командовал, но след кровавый за ним широкий протянулся. А почему? Да потому, что в шестнадцать лет нельзя правильно понять, кто прав, а кто виноват. Можно только шашкой рубать направо и налево, не разбирая правых и виноватых. Но совершенно невозможно понять, что те невиновные, которым ты поломал жизнь, навсегда останутся врагами той власти, которую ты якобы защищал. Не дано этого понять в шестнадцать лет, опыта прожитой жизни и её понимания нет. И, значит, невозможно понять, что пока ты, рискуя жизнью, мотаешься по тайге, кто-то очень хитрый и умудренный опытом, прикрываясь твоим именем, обделывает свои делишки. Ты, безбашенный в шестнадцать лет рубака, просто расчищаешь ему место под солнцем, дорогу к сытной кормушке, о которой сам, по молодости лет, пока просто не думаешь. И не понимаешь, что когда придет время, именно ты станешь виноватым в том, что этот хитрый «мудрец» натворил, прикрываясь твоим геройством. В жизни очень часто рядом с Голиковым оказывается какой-нибудь Эйхе. И шестнадцатилетние Голиковы просто не в состоянии понять, что «добрый и мудрый руководитель» просто обыкновенный палач. Садист и убийца.

Но оставим чувства и ощущения в стороне. Сейчас гораздо важнее понимание. А с пониманием вроде бы полный порядок. По крайней мере, в первом приближении. Потому, что во втором получается полный абзац. Капец, трындец, амбец. Нет, не в самоощущении, а в ощущении окружающей действительности. И началось это не вчера. Всё-таки в своем времени они сильно недооценивали и не совсем понимали своих предков. Им, поколению, развращенному безответственностью и лишенному чувства гордости, которое было незаметно заменено барахлом и бабками, трудно было представить, что может чувствовать бывший раб, получивший настоящую свободу.

Нет, не так. Не раб, ибо родившийся рабом никогда не станет свободным. В лучшем случае он станет рабовладельцем, таким же, на которого сам гнул спину. Потому, что рабство это не состояние несвободы, это устройство мыслей и разума. Рабу нет нужды самому решать, что и как делать. Это решает хозяин. Поэтому выросший с самого детства в уверенности, что всё решаешь не сам, а кто-то другой, никогда самостоятельным человеком не станет. Он всегда будет смотреть в рот хозяину, ожидая его приказов. Так что, не рабами были бывшие подданные императорской России. Они были подневольными работниками, вынужденными подчиняться очень часто самоназначенным хозяевам, многие из которых даже не утруждали себя изучением русского языка. Зачем? Для русского быдла можно нанять местных толмачей, понимающих этот варварский язык. А для чрезмерно свободолюбивых аборигенов всегда найдутся плеть или веревка палача. Потому и гремели выстрелы «Ленских расстрелов» и вырастали «столыпинские галстуки».

Нет, рабами предки не были. Поэтому Революция дала им именно свободу. Свободу самим принимать решения и отвечать за них. И эта свобода, настоящая человеческая свобода, позволяла творить чудеса. Разве не чудо, когда руками, кирками и лопатами, с тачками и носилками, они строили заводы и фабрики? И не нужно врать про карательные органы, к каждому землекопу не поставишь охранника с ружьем. Да и вполне в русском духе, когда совсем наступит край, садануть охранника киркой по башке — и будь, что будет.