Союз и Довлатов (подробно и приблизительно)

На мой взгляд, приведенный отрывок имеет прямое отношение к особенностям натуры Довлатова. Его человеческая слабость, мучительная нерешительность сформировались под влиянием ситуаций, в которых он всегда был хуже кого-то, отставал, терялся на фоне. Борис – не единственный пример. Вспомним историю дружбы семьи Довлатовых, точнее, Норы Сергеевны, с семейством Черкасовых, глава которой – знаменитый актер Николай Константинович Черкасов. Нора Сергеевна с театральных лет тяготела к «высшему свету». Кстати, обращу внимание на интересный факт. Родные сестры Довлатова имели разные отчества: Нора Сергеевна и Маргарита Степановна. Это не свидетельство того, что они были единоутробными. Просто Нора в свое время решила, что отчество «Степановна» слишком крестьянское, и слегка подправила его. Некоторая претенциозность уживалась в ней с решительностью. Она не только пережила разрыв брака, но и ушла из театра, выбрав далекую от искусства профессию корректора. Поступок для артистической среды необычный. Интересно, что Нора Сергеевна приходит работать в типографию имени Володарского, на место, с которого когда-то начиналась успешная карьера ее старшей сестры. Можно предположить, что Маргарита Степановна помогла младшей сестре с устройством на работу. Дружба с Ниной Черкасовой – единственная оставшаяся связь с театром.

О степени признания Черкасова говорит только один факт – актер пять раз был лауреатом Сталинской премии. Его сын Андрей – одногодок Сергея. Их детство прошло рядом, сына подруги приглашали летом на дачу к Черкасовым. Здесь Довлатов был уже не «бедным родственником». Все мы знаем устоявшийся литературный прием. Бедный мальчик смотрит сквозь щель в заборе на то, как играют, веселятся дети богатых родителей. Мальчик вырастает и посвящает жизнь тому, чтобы сломать забор, перелезть через него, найти в нем дырку, чтобы протиснуться. Проблема Довлатова глубже. Он был как бы по ту сторону забора, но не был своим среди веселых и беспечных детей. Размытость границы не означает ее отсутствия. Напротив, она проявляется в мелочах, заставляющих постоянно ощущать разницу. Из рассказа «Куртка Фернана Леже»:

Андрюше разрешалось шалить, а мне – нет. Вернее, Андрюшины шалости казались естественными, а мои – не совсем. Мне говорили: «Ты умнее. Ты должен быть примером для Андрюши…» Таким образом, я превращался на лето в маленького гувернера.

О разнице в положении говорили мимоходом, как о чем-то несущественном. Нина Черкасова «завидует» подруге:

– Какая ты счастливая, Нора! Твоему Сереже ириску протянешь, он доволен. А мой оболтус любит только шоколад…

Конечно, я тоже любил шоколад. Но делал вид, что предпочитаю ириски.

Я не жалею о пережитой бедности. Если верить Хемингуэю, бедность – незаменимая школа для писателя. Бедность делает человека зорким. И так далее.

Любопытно, что Хемингуэй это понял, как только разбогател.

О том, что «дачные эпизоды» – не полузабытые фрагменты детских воспоминаний, подогнанные под нужды художественной прозы, свидетельствует письмо Довлатова 1983 года. В нем говорится о переезде в Германию семьи Владимовых, эмигрировавших из СССР. С женой Владимова – Натальей Кузнецовой – Сергей познакомился как раз на даче у Черкасовых:

Когда мне было двенадцать лет, я дружил с Андрюшей Черкасовым, сыном знаменитого актера. И вот однажды на даче у Черкасовых, где я всегда проводил лето в качестве разночинца, знакомого бедняка и маленького гувернера, появилась красивая девочка – Наташа.

К слову, Евгений Михайлович Кузнецов – отец красивой девочки Наташи – известный театровед, один из руководителей Центрального управления государственными цирками.