Сойка-пересмешница

Пит покраснел от смятения. - Но я не мог поспорить с Бити, в отсутствие уверенности, что мы сможем покинуть альянс. Когда проволку перерезали, все пошло кувырком. Я могу вспомнить только куски и осколки.

Я пытался найти её. Увидел как Брут убил Чэфа. Сам убил Брута. Я знаю, что она звала меня. Потом молния поразила дерево и силовое поле вокруг арены взорвалось.

- Китнисс взорвала его, Пит, - сказал Цезарь. - Ты видел пленку.

- Она не знала, что делала. Никто из нас в точности не мог следовать плану Бити. Вы можете увидеть как она пыталась понять, что делать с этой проволокой, - парировал Пит.

- Хорошо. Только все это выглядит слишком подозрительно, - сказал Цезарь. - Так, будто бы она была частью плана повстацев все это время.

Пит стоял на своем, изучая лицо Цезаря, он положил руки на спинку кресла ведущего.

- В самом деле? А было ли частью её плана, чтобы Джоанна почти убила её? Чтобы этот электрический шок парализовал её? Спровоцировать бомбардировку? - он начал кричать. - Она не знала, Цезарь! Никто из нас не думал ни о чем кроме того, чтобы попытатся оставить друг друга в живых!

Цезарь кладет руку на грудь Пита, это жест самозащиты и примирения.

- Хорошо, Пит, я верю тебе.

- Хорошо.

Пит отстраняется от Цезаря, оттягивает руки, пропускает их сквозь волосы, путая тщательно уложенные светлые локоны. Он тяжело опускается на спинку стула, потеряв самообладание.

Цезарь выдерживает момент, изучая Пита.

- Что относительно вашего ментора, Хеймитча Эбернети?

Лицо Пита каменеет.

- Я не знаю того, что знал Хеймитч.

- Он мог быть частью заговора?, - спрашивает Цезарь.

- Он никогда не упоминал об этом, - говорит Пит.

Цезарь продолжает давить.

- А что говорит тебе твое сердце?

- Только то, что я не должен был доверять ему, - отвечает Пит. - И это все.

Я не видела Хеймитча с того момента, как атаковала его в планолете, оставив длинную отметину от ногтя на его лице. Я знаю, что ему здесь плохо. В Дискрите 13 строго запрещено любое производство и потребление алкоголя, и даже медицинский спирт в госпитале хранится под замком.

В итоге, Хеймитч находится в вынужденном воздержании, без тайных притонов или сваренных дома смесей, которые облегчили бы его переезд.

Они держат его в уединении, пока он не протрезвеет, поскольку он считается не пригодным для публичного показа.

Меня должна мучить совесть, но я потеряла все

сочувствие к Хэймитчу, когда поняла, как он обманул нас. Я надеюсь, он смотрит передачу Капитолия теперь и видит, что Пит тоже отверг его.

Цезарь гладит плечо Пита.

- Мы можем остановиться прямо сейчас, если ты хочешь.

- Есть что еще обсудить? - сухим тоном спросил Пит.

- Я хотел спросить, что ты думаешь о войне, но если ты слишком расстроен..., - начал Цезарь.

- О, я не слишком расстроен, чтобы ответить на это. Пит глубоко вздыхает, и затем смотрит прямо в камеру.

- Я хочу попросить всех - независимо от того за Капитолий ли вы или на стороне мятежников - остановитесь на мгновение и подумайте о том, что эта война может значить. Для людей.

Мы и так почти вымерли, сражаясь друг с другом.

Теперь наша численность еще меньше. Наши обстоятельства более сложные. Это действительно то, что мы хотим сделать? Полностью истребить себя? На что мы надеемся? На то, что некий скромный род унаследует дымящиеся остатки нашей земли?

- Я действительно не думаю... Я не уверен, что следует..., - говорит Цезарь.

- Мы не можем сражаться друг с другом, Цезарь, - объясняет Пит. - В итоге останется слишком мало людей, чтобы продолжить жить. Если все не отложат свое оружие (я имею в виду ближайшее время), все так или иначе будет кончено.

- Так...ты призываешь к перемирию? - спрашивает Цезарь.

- Да. Я призываю к перемирию, - устало говорит Пит. - Теперь, почему мы не просим охранников забрать меня назад в моё жилище, чтобы я мог строить другую сотню карточных домиков?

Цезарь поворачивается к камере.

- Хорошо, думаю нам пора закругляться. Так что вернемся к нашему постоянному расписанию программ.

Играет завершающая музыка, и затем появляется женщина, читающая список ожидаемых нехваток в Капитолии – свежие фрукты, солнечные батареи, мыло. Я наблюдаю за ней с нетипичным вниманием, потому что я знаю, что каждый будет ожидать мою реакцию на интервью.

Но нет способа пережить все это так быстро - радость от того, что увидела Пита живым, отстаивание моей непричастности к сотрудничеству с мятежниками, и его, теперь бесспорное, сочувствие Капитолию после того, как он призвал к перемирию.

О, он сделал так, будто он осуждал обе воюющие стороны. Но с этой точки зрения, с незначительными победами мятежников, перемирие могло означать только возврат к нашему прежнему состоянию. Или к худшему.

Позади себя, я могла услышать кучу обвинений в адрес Пита. Предатель, лгун и потерпевший неудачу вражеский лазутчик. Так как я не могла ни участвовать в произволе мятежников, ни противостоять ему, я решила, что лучшее, что могу сделать это уйти.

Только я достигла двери, как голос Коин выделился среди других.

-Я вас не отпускала, солдат Эвердин.