Сойка-пересмешница

— Мы были на улице после занятий. Я пытался поймать твой взгляд. Ты отворачивалась. А потом… зачем-то ты, кажется, сорвала одуванчик. — Я киваю. Он помнит. Я никогда и никому не рассказывала об этом моменте. — Должно быть, я очень сильно тебя любил.

— Да, — голос срывается, и я притворяюсь, будто кашляю.

— А ты любила меня? — спрашивает он.

Я опускаю глаза в пол.

— Все говорят, что да. Все говорят, именно поэтому Сноу мучил тебя. Чтобы сломать меня.

— Это не ответ, — произносит он. — Я не знаю, что мне думать, когда они показывают мне разные записи. Тогда на первой арене, все выглядело так, будто ты хотела убить меня с помощью тех ос.

— Я пыталась убить вас всех, — говорю я. — Вы загнали меня на дерево.

— Потом идут сплошные поцелуи. Кстати, не очень искренние с твоей стороны. Тебе вообще нравилось целовать меня?

— Иногда, — признаюсь я. — Ты знаешь, что за нами сейчас наблюдают?

— Знаю. Как насчет Гейла? — продолжает он.

Во мне снова закипает ярость. Мне плевать на его выздоравливание — то, что мы обсуждаем, не касается людей за стеклом.

— Он тоже неплохо целуется, — выплевываю я в ответ.

— И нас обоих это устраивало? Ну, что ты целуешься с другим? — спрашивает он.

— Нет. Вас это не устраивало. Но я не собиралась спрашивать у вас разрешения, — огрызаюсь я.

Пит снова смеется, равнодушно, пренебрежительно.

— Ты та еще штучка!

Хеймитч не возражает, когда я выхожу из палаты. Несусь по коридору. Мимо улья жилых отсеков. Забиваюсь в теплую норку за прачечной. Мне требуется много времени, чтобы докопаться до причины моего расстройства и негодования. И это слишком унизительно, чтобы признавать. Все эти месяцы Пит считал, что я изумительная, а я принимала все это, как что-то само собой разумеющееся. Но теперь это далеко позади. Наконец, он видит меня такой, какая я есть.

Жестокая. Недоверчивая. Расчетливая. Смертельно опасная.

И я ненавижу его за это.

Глава семнадцатая

Удар исподтишка. Вот как я расцениваю разговор с Хеймитчем в больнице. Я лечу вниз по лестнице в Штаб — мысли мчатся со скоростью миля в минуту — и врываюсь прямо на военное заседание.

— Что вы имеете в виду, говоря, что я не еду в Капитолий? Я должна поехать! Я — Сойка-пересмешница! — кричу я.

Койн едва выглядывает из-за своего экрана.

— И как у Сойки-пересмешницы, твоя основная цель — объединить Дистрикты против Капитолия — была достигнута. Не волнуйся, если все пройдет хорошо, мы направим тебя туда за сдавшимися.

Сдавшимися?

— Будет слишком поздно! Я пропущу всю битву. Я вам нужна — я лучший стрелок, который у вас есть! — кричу я. Обычно я не хвастаюсь этим, но, по крайней мере, это близко к правде. — Гейл едет.

— Гейл появлялся на тренировках каждый день, в свободное от других назначенных обязанностей время. Мы уверены, он сможет управлять собой на поле, — говорит Койн. — А сколько занятий посетила ты?

Ни одного. Вот сколько.

— Ну, иногда я охотилась. И… Я тренировалась с Бити внизу в отделе Спецвооружения.

— Это не одно и то же, Китнисс, — говорит Боггс. — Все мы знаем, что ты умная и смелая, а также хороший стрелок. Но в бою нам нужны солдаты. Ты не знаешь основ выполнения приказов, и ты точно не на пике своей физической формы.

— Вас это не волновало, когда я была в Восьмом. Или во Втором, если уж на то пошло, — считаю я.

— В любом случае, тебе изначально не было позволено вступать в борьбу, — говорит Плутарх, стреляя в меня взглядом, означающим — если не замолчишь, сболтнешь лишнего.

Нет, обстрел бомбами в Восьмом и мое вмешательство во Втором были спонтанными, необдуманными и определенно несанкционированными.

— И оба этих случая привели к твоим травмам, — напоминает мне Боггс. Внезапно я вижу себя его глазами. Маленькая семнадцатилетняя девчонка, которая не может как следует отдышаться, поскольку ее ребра не успели зажить. Взъерошенная. Недисциплинированная. Не выздоровевшая до конца. Не солдат, а та, за которой нужен глаз да глаз.

— Но я должна поехать, — говорю я.

— Почему? — Спрашивает Койн.

Я не могу напрямую сказать, что это из-за моей личной кровной мести Сноу. Или что идея оставаться здесь, в Тринадцатом, с Питом в таком состоянии, пока Гейл отправляется на битву — невыносима. У меня в избытке причин, из-за которых я хочу сражаться с Капитолием.

— Из-за Двенадцатого. Потому что они уничтожили мой Дистрикт.

Президент на секунду задумывается. Оценивает меня.

— Ладно, у тебя есть три недели. Это не много, но ты можешь начать тренироваться. Если Распределительный Совет посчитает тебя годной, возможно, твою заявку рассмотрят.

Вот и все. Это большее, на что я могу надеяться. Думаю, это моя собственная вина. Я увиливала от своего расписания каждый день, если меня что-то не устраивало. Бег трусцой с автоматом вокруг поля и многие другие упражнения не кажутся такой уж задачей большой важности. И теперь я расплачиваюсь за свою халатность.

Возвратившись в госпиталь, я нахожу Джоанну в тех же условиях и безумно злой. Я говорю ей о том, что решила Койн.

— Может, ты тоже сможешь тренироваться.