Сойка-пересмешница

Занавеска отдёргивается и появляется Хеймитч. У него есть для нас работа, если мы потянем её вдвоём. Им все еще нужно видео из Тринадцатого дистрикта после бомбёжки. — Если у нас появится запись в следующие несколько часов, то Бити сможет передать её в эфир во время подготовки к операции, и, возможно, отвлечёт внимание Капитолия на что-нибудь другое.

— Да, отвлечение, — говорит Финик. — Вроде обманного манёвра.

— Нам действительно нужно что-нибудь настолько захватывающее, чтобы даже президент Сноу не смог бы оторваться. Есть что-нибудь на примете? — спрашивает Хеймитч.

Наличие работы, которая может помочь операции, заставляет меня сосредоточиться. Пока я на ходу завтракаю и готовлюсь, я пытаюсь придумать, что мне сказать. Президент Сноу наверняка гадает, какой эффект на меня произвели его розы и забрызганный кровью пол. Если он хочет меня сломать, я должна быть сильной. Но не думаю, что получится его в чем-то убедить, выкрикнув в камеру пару дерзких фраз. Кроме того, это не поможет выиграть хоть сколь-нибудь времени спасательной команде. Взрывы происходят быстро. Больше времени занимают рассказы о них.

Я не знаю, сработает ли это, но, когда вся телевизионная команда собирается на поверхности, я прошу Крессиду начать с вопроса о Пите. Я сажусь на упавшую мраморную колонну, где в прошлый раз у меня случился нервный срыв, жду красного света и вопроса Крессиды.

— Как ты познакомилась с Питом? — спрашивает она.

И тогда я делаю то, что хотел от меня Хеймитч с самого первого интервью. Я открываюсь.

— Когда я встретила Пита, мне было одиннадцать лет, и я была почти мертва. — Я рассказываю о том ужасном дне, когда я пыталась продать детскую одежду под дождём, как мать Пита прогнала меня от дверей булочной и как он терпел побои, чтобы принести мне хлеб, спасший нам жизнь. — Мы даже никогда не разговаривали. В первый раз я говорила с Питом в поезде, который вёз нас на Игры.

— Но он уже тогда был влюблён в тебя, — говорит Крессида.

— Думаю, да, — я позволяю себе немного улыбнуться.

— Как ты справляешься с разлукой? — спрашивает она.

— Плохо. Я знаю, что в любой момент Сноу может убить его. Особенно после того, как он предупредил Тринадцатый о бомбёжке. Ужасно жить с этой мыслью, — говорю я. — Но из-за того, что они делают с ним, у меня больше нет никаких сомнений. В том, чтобы любой ценой уничтожить Капитолий. У меня развязаны руки.

Я бросаю свой взгляд в небо и наблюдаю за полётом ястреба. — Президент Сноу однажды признался мне, что Капитолий уязвим. В то время я не знала, что это значит. Я была настолько испугана, что было трудно мыслить ясно. Теперь я не боюсь. Капитолий слаб, потому что во всём зависит от дистриктов. Еда, энергия, даже миротворцы, которые охраняют нас. Если мы объявим нашу свободу, Капитолий падёт. Президент Сноу, благодаря вам, я официально объявляю свою свободу.

Мои слова обоснованы, если не ошеломительны. Все любят мой рассказ о хлебе. Но именно моё обращение к президенту Сноу заставляет крутиться колёсики в мозгу Плутарха. Он торопливо подзывает Финника и Хеймитча, и между ними происходит недолгий, но напряжённый разговор, который, судя по всему, Хеймитча не радует. Кажется, Плутарх победил — Финник бледнеет, но выслушав до конца, кивает головой.

Когда Финник занимает моё место перед камерой, Хеймитч говорит ему, — Ты не обязан это делать.

— Нет, обязан. Если это поможет ей. — Финник сжимает в руке свою верёвку. — Я готов.

Я не знаю, чего ожидать. Любовная история об Энни? Список бесчинств Четвёртого дистрикта? Но Финник Одейр берёт совершенно другой курс.

— Президент Сноу часто… продавал меня… моё тело, то есть, — Финник начинает говорить монотонно и несвязно. — Я был не единственным. Если победитель явно привлекательный, президент даёт его кому-то в награду, или разрешает людям купить его по заоблачной цене. Если ты отказываешься, он убивает кого-то из твоих близких. Так что ты соглашаешься.

Тогда это всё объясняет. Парад любовников Финника в Капитолии. Они никогда не были настоящими любовниками. Просто такие же люди, как наш бывший главный миротворец, Крэй, который покупал отчаявшихся девушек для того, чтобы помучить и выбросить, просто потому, что он мог это сделать. Я хочу прервать запись и умолять Финника простить меня за все ошибочные мысли о нём. Но у нас есть работа и я чувствую, что роль Финника будет намного полезнее, чем моя.

— Я был не единственным, но самым популярным, — говорит он. — И, наверное, самым беззащитным, потому что люди, которых я любил, были такими беспомощными. Чтобы чувствовать себя лучше, мои покровители дарили мне деньги или украшения, но я придумал более ценную форму оплаты.

Секреты, наверное. То, чем, по словам Финика, платили ему его любовники, только раньше я думала, что всё это было его выбором.

— Секреты, — говорит он, повторяя мои мысли. — И мы подходим к моменту, когда вы захотите остаться с нами, президент Сноу, потому что так много из них было о вас. Но давайте начнём с других.