София решает жить

– Ну она обратилась, – Гела смачно затянулся, повернулся на пятках и продолжил путь. Мы поспешили за ним.

– То есть не обязательно быть укушенным, чтобы обратиться? Достаточно просто умереть своей смертью?

– Да, этого достаточно. Что-то нехорошее витает в воздухе, заметили? – Гела помахал рукой над головой для убедительности.

– Заметили. Только еще не до конца поняли, по каким правилам тут все работает.

– Брат, это же не футбол. Эта игра без правил!

– Если не осталось тех, у кого есть ответы. Значит можно вывести какие-то закономерности со временем. Например, я быстро понял, как их убить. Не колом в сердце, а уничтожив мозг.

– Умники с ответами тоже есть. И они уже на юге. Скорее всего, они даже перебрались туда заранее. Вообще, чем южнее, тем выживших больше. Плюс еще беженцы вроде вас.

– Чем это вызвано?

– Я выяснить не успел, честное слово! Слишком долго проковырялся с бабкой. Многое пропустил, – сильное ударение на слогах в словах, особенно при быстрой речи создавало почти мелодию, которая придавала речи уникальное звучание и делала ее мгновенно узнаваемой.

– Как же так вышло, что на юге есть более цивилизованные коммуны, с таким отрывом? – спросил Марк.

– Они просто сразу стали действовать.

– Прямо сразу?

– В кризис выживают сильнейшие и предприимчивые.

– Это не кризис, а апокалипсис.

– Для мертвых – да. А для живых это кризис. А кризис – это время новых возможностей. И те, кто понял это сразу, сейчас на коне.

Как можно было понять это сразу? Я вспомнила свой первый год. Ужас, отчаяние, туман в голове, полный анабиоз. А кто-то в это время действовал, создавал общины, мигрировал. В полном хаосе, наощупь.

Свой риторический вопрос я не решилась озвучить.

– Ты вообще спишь? – спросил Марк.

– Нет. Можете идти со мной, если выдержите мой темп.

К вечеру Гела уснул и проспал шестнадцать часов. Мы с Марком несколько раз обезвреживали стайки ходячих, сбегающиеся на его храп. Но несмотря ни на что, эта ночь была особенной. Нас стало трое. Мы оба это чувствовали и понимали, что нам это нравится.

– Она немая? – спросил Гела у Марка на второй день, когда мы остановились для ужина и ночлега.

– Нет, но с момента нашей встречи она произнесла от силы слов сто. А это больше года, прикинь, приятель!

К моей боли прибавилось еще какое-то неприятное новое чувство. Марк знал, почему я молчу, видел, что я пережила. И теперь так беспардонно обсуждает меня в моем же присутствии с каким-то щербатым незнакомцем.

Мне понравилось, что Гела вместо того, чтобы посочувствовать ему, посмотрел на меня серьезно, с проницательным интересом.

Было уже темно, и он снял солнечные очки. Я сразу поняла, почему он их носит. Взгляд его светло-серых глаз был диковат. Но я чувствовала, что сердце у него доброе. Как и у большинства грузинских мужчин, я полагаю. Он был исполнен чувством собственного достоинства, как будто ему было плевать, что он не добрал роста, он чувствовал себя богатырем и вел себя соответственно.

Значит, мы держим путь в Грузию. Я прилегла на приготовленную Марком лежанку, закинула за голову руки и принялась представлять себе страну, в которой никогда не была, и которую вряд ли увижу.

В какой-то момент я устала от опеки Марка. Мне захотелось от него отделиться, отпочковался. Эти нотки неравнодушия к себе казались чем-то новым. Давно забытым.

Марк иногда был вспыльчив. И в моменты, когда он повышал на меня голос, я чувствовала себя не просто ребенком, а бестолковым ребенком. Наверное, я избаловала его своим молчанием и покорностью. Но отвечать все еще не было сил. В молчании горе переживалось не то чтоб легче, но переживалось. Если б он знал меня раньше, он бы удивился, какой я могла быть веселой, непосредственной, как умела шутить и обожала длинные разговоры.

Я хочу отдалиться? И что? Так меня вернее сожрут, или я хочу проделать долгий одинокий путь. Зато не придется сдерживать слезы и постоянно реагировать на чьи-то ожидания. С кое-какими приобретенными навыками я бы прошла несколько километров. Но сколько раз на нас нападали толпы, с которыми мы едва справлялись вдвоем, и даже втроем, когда присоединился Гела. Вернее, мы к нему.

Однажды, где-то в районе границы с Липецкой областью, я сторожила сон своих попутчиков. И вдруг внезапно решила, что это лучший момент. Разбудила Гелу и сказала, что отойду в туалет.

Я не вернулась. Так и шла вперед параллельно магистрали.

Мне казалось, что я иду очень быстро по редкому лесу, освещаемому светом луны. Лес виделся мне абсолютно пустым. Я не знала сколько времени, но оказалось, что я вышла как раз перед рассветом, верхушки сосен заострились на фоне сереющего неба.

Почти бегу. От Марка. От себя такой слабой, которой раскрылась ему по воле случая. Будут ли в моей жизни еще люди? Какой они меня узнают? Затравленной? Испуганной? Убитой горем и страхом? Пусть меня закидает камнями тот, кто не испытал всего этого, пережив день Z.

***

Я разгоняюсь так, что не могу остановиться. Мысли несутся, я несусь. И тело, и ум вышли из-под контроля. Страх и эйфория. Первое маленькое освобождение.