Содержимое ящика. Повести и рассказы

Время позднее. Пусто в ресторанчике. Я у окна, и еще двое в углу. Китайцы, наверное. А может, и японцы — этого мне пока не узнать. Опыт у меня есть, но он еще недостаточен. На высокой полке телевизор включенный стоит. Диктор что-то бормочет. И посетители в углу разговаривают… Вот… вот… знакомое что-то в их речи… точно, точно… значит, они все-таки китайцы.

— Ху-я? — спрашивает один другого.

И я думаю не без гордости: кое-чего я на Востоке знаю! Я могу твердо и ясно ответить на поставленный вопрос.

Токио, Токивадаи, Тсукаса № 511,

12 марта 1998

Случай с Павлом Осиповичем Нестроевым

Павел Осипович внешне напоминал… а впрочем, вы же его наверняка знаете, так что ж тут рассказывать, расписывать? Павел Осипович сейчас уже, конечно, не тот, что был раньше. Но и тогда, в те незабываемые годы, ни красотой, ни статью не блистал. Робость! Это был, если так можно выразиться, его конек! Впрочем, так выразиться нельзя. Ладно, оставим это и займемся сутью.

Итак, робость! Но вопрос — откуда она взялась, эта робость? С чего все началось? Вот об этом и речь.

А дело было 12 февраля 1964 или 65 года, сейчас уже точно не помню. Но твердо знаю, что в четверг. Павлу Осиповичу (может, не поверите?) — тогда еще полному сил, с шикарной шевелюрой на голове, в хорошей утепленной ковбойке и однобортном (производство ГДР) пиджаке в широкую серую полоску — замерцало вдали получение от предприятия двухкомнатной квартиры. Надо было начинать пробовать стараться собирать разные и очень многочисленные справки. И вот он пришел в одно очень большое учреждение добыть весьма хитроумную справку, касающуюся постановки на очередь по району его покойной матери, педагога по профессии, как пенсионерки и в связи со смертью отчима при наличии претензий со стороны его первой семьи, хотя квартира и коммунальная, но с раздельным лицевым счетом. Вот.

И вот 12 февраля, в четверг… (я ведь почему знаю, что в четверг, — потому что он еще подумал: зайду в четверг, а если что не заладится, то опять приду в пятницу, чтоб успеть до субботы). Так вот, 12 февраля, в четверг, в 64 году… или в 65-м… это можно проверить — когда было четвергом 12 февраля — либо в 64-м, либо в 65-м.

Так вот, приходит он в четверг за справкой и, конечное дело, сильно волнуется. Хотя робости — такой, настоящей робости, как вот сейчас, тогда еще не было. Поднялся он на третий этаж в канцелярию, сунулся в 304 комнату, а там девица из-за стола как рявкнет: «День неприемный! Завтра приходите!»

Павел Осипович ушел. А на следующий день — в пятницу, значит, уже — пришел к самому открытию, и тут уж не просто волнуется, а даже нервно трясется. Потому что пятница! А завтра всё, конец — суббота! — нерабочий день! И не то чтобы так уж срочно нужна была эта справка, а просто… справок-то этих тысячи, и если за каждой вот так… и все в разных концах города… ну, одним словом… трясется Павел Осипович… и… пятница.

Заходит в 304 кабинет. Та же девица, но на этот раз довольно вежливо, говорит: «Чего вам надо? Какой у вас вопрос? Садитесь…» Павел Осипович вынул из папки кучу разных справок, доказывающих его право получить эту справку. Девица поглядела и говорит: «С этим вопросом вам надо на четвертый этаж… вот… к товарищу…» — пишет что-то на бумажке и протягивает бумажку Павлу Осиповичу. Павел Осипович поблагодарил девицу и вышел.

В коридоре развернул бумажку и прочел:

каб. 418

т. Говёнщиков

Немного его смутили эти точки над буквой «ё», но, делать нечего, поднялся на четвертый этаж. Постучал. Приятный глубокий баритон говорит из-за двери: «Да, да!»

Вошел Павел Осипович и видит — сидит за столом крепкий, широкий в плечах человек с большой лысоватой головой и что-то пишет. Долго пишет, потом поправляет, отлистывает обратно, сопоставляет и опять пишет. Глаз на Павла Осиповича не поднимает. Павел Осипович еще и еще раз глянул в бумажку, кашлянул и говорит: «Товарищ Говёнщиков?»

«ГовенщикОв, слушаю вас!» — говорит человек и поднимает на Павла Осиповича холодные глаза.

Ах ты, Господи, все-таки, значит, точки над «ё» не зря смутили! Зачем же она точки эти поставила? Павел Осипович достал свои бумаги. Человек за столом поглядел, покивал головой утвердительно — видно, что проблема ему понятна и близка. Сердце у Павла Осиповича радостно заколотилось. А Говенщиков и говорит: «Это вам надо в общий отдел на шестой этаж к товарищу… вот я вам напишу…» — и пишет на бумажке.

Павел Осипович вошел в лифт и прочел на листке:

тов. Слабохеров

каб. 653

У Павла Осиповича появилась какая-то странная сухость во рту. В 653-м никого не было. Павел Осипович сел на скамеечку рядом с дверью и стал ждать. Мимо несколько раз прошел молодой кучерявый человек, поглядел на Павла Осиповича внимательно, но вошел в другой кабинет. Потом оттуда вышел и опять поглядел. Прошел было мимо, но остановился и смотрит. Павел Осипович приподнялся со скамейки, глянул для надежности в бумажку и спрашивает: «Товарищ СлабохЕров?»