Содержанка

— Я разбирался со схемой поставки импортного заводского оборудования, которая оказалась совершенно невыгодной. — Чуть прищурившись, он посмотрел на картину Малевича на стене. Его глаза вдруг стали черными, как сажа, словно им передалась чернота с холста. — Кто-то должен был отвечать за эту ошибку. Этим «кто-то» оказался я, хотя… — Он замолчал, не хотел жаловаться.

Лида сменила тему:

— Но теперь-то вы вернулись. Да и вам, наверное, пошло на пользу то, что вы увидели жизнь за пределами Москвы.

Он отодвинул чашку с кофе.

— Вы удивительно самоуверенны для такой молодой девушки. Но вы правы. — Малофеев достал из кармана пиджака серебряный портсигар, на который Лица посмотрела с профессиональным любопытством бывшего карманника, и молча предложил ей сигарету, но она покачала головой. Закурив, он выпустил ровное кольцо дыма в сторону картины Малевича, как будто хотел ей что-то доказать. — Просто удивительно, что происходит сейчас в Сибири, — сказал он. — Вы видели это?

— Расскажите, — уклончиво ответила она.

— Ее бескрайние земли укрощаются. Там строятся целые системы новых дорог, прокладываются рельсы, возводятся завода, всевозможные шахты, оттуда вывозится лес. Там даже строятся новые города! Это так… — Он замолчал, подыскивая подходящее слово. — Волнующе.

Лида моргнула. Не это она ожидала услышать.

— Волнующе?

— Да. — Он положил недокуренную сигарету в пепельницу из черного оникса, словно она каким-то образом мешала его мыслительному процессу. — Все, о чем мы мечтали, когда тринадцать лет назад сражались с царскими гарнизонами у Зимнего дворца, сейчас становится действительностью. У нас на глазах коммунистические идеалы равенства и справедливости воплощаются в жизнь, и мне очень грустно думать о том, что Владимир Ильич не дожил до этого.

Лида не могла смотреть на него. Видеть искреннюю веру в его глазах. Она опустила взгляд на тонкую ножку своего бокала, такую же хрупкую, как спина ее отца в том трудовом лагере. На подбородке у нее нервно забилась какая-то невидимая жилка, когда она взялась за бокал.

— Товарищ Малофеев…

— Зовите меня Дмитрий.

— Дмитрий, — улыбнулась она и отвела в сторону случайно упавший на щеку локон.

На какой-то миг ее отвлекли сидевшие за столиком в другом конце зала элегантно одетые мужчина и женщина. Они оба смотрели на нее. Она отвернулась. В чем дело? Может, проблема в ее одежде? Неужели так заметно, что она не принадлежит этому миру и попала сюда случайно?

— Дмитрий, а если бы я разыскивала не только того китайского коммуниста, о котором мы говорили раньше, но и кого-то еще, здесь, в Москве, вы бы согласились мне помочь найти этого человека?

Он внимательно посмотрел на нее. Его взгляд прошелся по всем чертам ее лица, остановился даже на ее горле, когда она сглотнула, и Лида поняла, что только что перепрыгнула на камень в самом глубоком месте реки.

26

Над Москвой-рекой поднялся туман. Тонкими щупальцами он пробрался через дорогу к дверям подъездов и притаился в ожидании выходящих на улицу. Сани ныряли в него и исчезали из виду.

Алексею не хотелось шевелиться. Он чувствовал себя призраком. Одинокая фигура между бытием и небытием. Каждый раз, когда он слышал шаги на широкой лестнице, где он стоял, прислонившись к одной из каменных колонн у входа в храм, дыхание его ускорялось. На этот раз все происходило не в его истощенном уме, а по-настоящему. Из белесых нагромождений влажного воздуха перед ним выдвинулась женская фигура. Он протянул к ней руку, но женщина резко дернулась в сторону. Алексей понял, что его приняли за нищего попрошайку. Он успел заметить, что у женщины были тяжелые черные брови и толстые голени. Нет, это не Лида. И не Антонина с ее изящно очерченными лодыжками и прекрасной фигурой. В эту секунду ему страстно захотелось снова ощутить ее прикосновение, которое избавило бы его от этого тягостного и монотонного бесцветия. Глаза его закрылись, когда холод острыми пальцами проник через тонкое пальто в его кровь, отчего та замедлила движение, стала вялой, тяжелой и по венам продвигалась болезненными толчками.

Полдень уже прошел. Давно. Алексей заставил себя поднять веки, чтобы не пропустить Лиду. В таком тумане она могла пройти от него в трех шагах и даже не заметить. Он запрокинул голову, но золоченые купола храма Христа Спасителя перестали существовать, сырой воздух скрыл их. На Алексея вдруг нахлынуло какое-то беспокойство. Невольно он отшатнулся от колонны, как будто она могла в любую секунду обрушиться, взорваться, но, перестав ощущать спиной прочную каменную стену, он почувствовал пустоту и незащищенность. Чувствуют ли верующие то же самое? Потерю прочной основы, веры?