Содержанка. Книга 2

Ему больно, а мне словно вновь двадцать один. И я будто не косвенная виновница произошедшего. Я чистая, наивная Ива. И все, что у меня есть — это сломанная нога и подозрительный, но такой притягательный Раф.

Дежавю столь мощное, что я застываю на месте. Врачи обрабатывают рану на голове, Равский морщится. Но взгляда не сводит. Мир вокруг кружится.

Алекс протягивает руку в мою сторону, разрешая подойти. Я делаю шаг вперед. В этот момент мимо проходят парни из его команды. Борис ведет с собой Джемму.

Она в шикарном длинном платье, с какой-то безумной прической. И макияж как для обложки журнала. Огроменные стрелки, блестки... Ее не узнать даже. Видимо, торопилась прямо со съемок, не заезжала домой

Джемма не по-модельному шустро подбегает к Алексу, виснет на его шее. Плачет, что-то бормочет.

Врачи ругаются. Равский слегка ошарашен. Объясняет, что произошло. Кивает ей. Успокаивает. Она целует его в щеку. Потом в губы. Он как-то вяло отвечает. Раз, другой. Потом целует ее сам. А как иначе? Не оттолкнешь же. Она ведь... так сильно за него переживает. Она... его девушка.

Алекс обнимает ее, прижимает к себе. Поднимает глаза.

Мы оба возвращаемся в реальность, где у нас не осталось ничего хорошего общего, кроме сына.

Быстро себя одергиваю.

Возможно, мне показалось, что Алекс нуждался в моей поддержке. Вероятно, после того, что мы сделали друг другу, я не способна ее ему дать. Не захочу. Не в состоянии.

Это был какой-то глупый порыв из прошлого, который ничего не значит в настоящем.

Я улыбаюсь и киваю, дескать, рада, что он в порядке. Алекс делает знак рукой подойти. Не злится. Правда зовет.

На его шее мешает врачам работать плачущая австралийка. Ей плевать на макияж.

Господи.

Алекс пострадал из-за Никиты Корнева, парня из моего прошлого. Его команда меня ненавидит. И нет ни одного способа доказать им, что я никому не желала плохого.

Слишком поздно.

Я качаю головой и отправляюсь на поиски Руслана.

Глава 17

Алла Теодоровна заходит в комнату и улыбается. Первым делом я вижу ее в зеркале, хочу обернуться, но почему-то этого не делаю. Чувствую на себе прямой, требовательный и такой родной взгляд, аж сердце замирает. Хочется продлить момент.

— Ивушка, встань, — зовет она.

Слушаюсь. Поднимаюсь и оборачиваюсь. Алла Теодоровна так смотрит, что кожу натуральным образом покалывает. Неописуемое ощущение.

— Вот. Как-то так, — развожу руками и оглядываю себя. — Купальник шикарный, правда? Я поражена до глубины души.

Бело-золотистый, расшитый камнями и стразами. Прическу я сама сделала, с макияжем помогла визажист.

— Моя девочка, — шепчет Андреева. Качает головой. — Лучшая. Моя лучшая, золотая девочка. И никакая травма это не изменит. В моем видении олимпийское золото твое. И всегда будет твоим.

Улыбаюсь широко. Подхожу и обнимаю тренера от всей души. Слезы подступают. Слава богу, макияж водостойкий, иначе можно было его испортить этой эмоциональной минутой.

Я впервые с момента травмы надела купальник. Тренировалась до этого в спортивных костюмах, лосинах, шортах. Казалось, в купальнике буду глупо выглядеть. А еще мешал внутренний барьер. Я перелистнула страницу и до смерти боялась заглядывать в прошлое. Вновь почувствовать боль.

Но боли, как ни странно, нет. Только славная ностальгия.

— Спасибо, Алла Теодоровна. Вы изменили мою жизнь, и я всегда буду вам благодарна за это.

Она повторяет свою любимую фразу:

— Есть дети, которых рожаешь сама. А есть те, кого рожает другая женщина, но смотришь на них и чувствуешь — мое. Моя кровь, плоть, характер. Ты это поймешь потом, Ива, когда вернешься к карьере тренера. — Алла Теодоровна делает паузу и заключает: — Ты — моя. И ничто этого не изменит.

— Для меня честь выступить на вашем юбилее.

Мы тепло обнимаемся.

Минутка нежности заканчивается, и Андреева продолжает по делу:

— Ты хорошо отдохнула в декрете, пора возвращаться в мир спорта. Пусть этот день станет началом.

Я серьезно киваю. Пусть.

— «СоларЭнерджи», собаки, никуда не делись после происшествия. Имей в виду. Врач настаивал поехать в больницу, но они остались все. Будь готова, что твой бывший муж по-прежнему трется в зале. Ума не приложу зачем.

Она вновь разглядывает меня, прищурившись. Думает о чем-то своем.

— Это ничего. Если хотят, пусть смотрят. Я не буду прятаться.

— Сочувствую Руслану. Он лично обещал мне хорошо пристроить Корнева, и от слова я его не избавлю даже после гнусной выходки мальчишки. Хотя соблазн вышвырнуть Никиту из спорта велик. В конце концов, в своем хоккее пусть творят что хотят, но на моем празднике это недопустимо!

— Недопустимо. Согласна. Корнев повел себя отвратительно. Софья Михайловна, наверное, сквозь землю провалилась.

Софья Михайловна — мать Никиты, а еще тренер, что работает с Андреевой много лет.

Алла Теодоровна делает взмах рукой.

— Повезло, что Равский живучий. Вадик сказал: «Не дай бог бы помер». Но опять же, тогда бы мне не пришлось извиняться! — мрачно шутит она.

— Вы извинились перед Алексом?

— Конечно. Поистине незабываемый юбилей!

Я прыскаю.

— Он вам не хамил?