Содержанка

Лида стремительно развернулась и почувствовала, как ее скулы заливает краска. Стоящая передней женщина была в изящном платье с бисером. Ее темные волосы, собранные на затылке, словно специально подчеркивали длину бледной шеи. В карих глазах ее блестело искреннее удивление, и они совсем не были похожи на те глаза, которые девушка видела в Селянске в гостиничной уборной или позже, в Тровицке, на железнодорожной станции.

— А это никак Лида Иванова, — сказала Антонина. — Девушка из поезда.

Слова эти были произнесены как будто с некоторой иронией, однако женщина улыбнулась вполне радушно. Лида пожала протянутую к ней руку в белой вечерней перчатке до локтя.

* * *

— Дмитрий, дорогой, ты не принесешь мне выпить? И нашей юной знакомой захвати что-нибудь. Похоже, ей это нужно.

— С удовольствием, Антонина, — ответил ее муж, целуя руку в перчатке.

Лида заметила, что в эту секунду между ними проскочила какая- то искра, но не смогла понять ее значения.

Когда высокая фигура председателя растворилась в толпе, Антонина отвела Лиду в сторону, села за столик у стены и вставила сигарету в мундштук из слоновой кости. В ту же секунду проходивший мимо официант поднес ей зажигалку, и только после того, как он отошел, она заговорила.

— Итак, — сказала Антонина, и в ее глубоко посаженных глазах уже не было радости, — я вижу, мой муж ухаживает за тобой.

— Нет. Он помогает мне.

— Помогает?

— Помогает найти одного человека.

— Да. Твоего потерянного брата, я полагаю.

— Алексея?

— Да. — Антонина отметила про себя удивленное выражение, появившееся на лице Лиды. — Ты разве не его имеешь в виду?

— Откуда вы знаете про Алексея?

— Я встретила его в Фелянке после того, как ты уехала. Он искал тебя.

В Фелянке. После того как ты уехала. Искал тебя. Лида сцепила руки на коленях, чтобы не дать им грохнуть от злости по столу. Все эти недели она была уверена, что Алексей бросил ее, тогда как в действительности получалось, что это она оставила его. Лида вдруг услышала шум, странный скрипучий звук. Она не сразу поняла, что это ее собственное дыхание.

— Что с тобой? — Антонина протянула через стол руку в перчатке, но при этом настороженно оглянулась на зал. — Успокойся, — сказала она и стала ждать, пока Лида придет в себя. — Может, помочь?

— Я — не знала.

— Что он возвращался за тобой?

Лида уронила голову на грудь, и огненные локоны скрыли ее лицо. Потянув за одну из прядей, она прошептала:

— Как он?

— Алексей? — Антонина зажала губами мундштук с сигаретой и, как просыпающийся дракон, выпустила через ноздри два завитка дыма. — Боюсь, он был не в лучшей форме.

— Почему?

— Его избили, — сказала она, и голос ее едва заметно дрогнул, когда она прибавила: — И ударили ножом.

Лида с трудом заставила себя не вскрикнуть.

— Его сильно ранили?

— Рана уже заживала, так что не беспокойся. Но поначалу… дело было плохо. — Снова эта дрожь в голосе.

— Он получил мое письмо?

— Какое письмо? Извини, мне ни о каком письме ничего не известно.

Антонина, продолжавшая смотреть на свои руки, покачала головой.

— Послушай, Лида, — быстро заговорила она, посмотрев по сторонам: нет ли кого-нибудь рядом. — В Фелянку я приехала, чтобы найти тебя, но ты исчезла. Я узнала то, о чем ты спрашивала. Я рассказала Алексею, что Йенса Фрииса перевели в Москву. Но… — Тут она, задумавшись, стряхнула пепел в серебряную пепельницу. — Тебе, судя по всему, это и так известно. Поэтому ты здесь, верно? Ты как-то сама узнала, что его перевели из Тровицкого лагеря.

Лида кивнула.

— Ты, я вижу, не промах, — негромко произнесла Антонина.

— Где сейчас Алексей?

— Не знаю. Но как бы я хотела это узнать!

Не сами слова, а скорее интонация, с которой они были произнесены, заставила Лиду отвлечься, забыть собственное отчаяние и обратить внимание на собеседницу. Выглядела Антонина прекрасно. Спокойная и элегантная. Хрупкие плечи обнажены. Длинная шея украшена ниточкой жемчуга. Лицо ее казалось безмятежно-ясным, как у куклы, и Лиде показалось, что эта женщина давно научилась отгораживать себя прочной стеной от того мира, который, по убеждению ее мужа, когда-нибудь станет колыбелью общечеловеческого счастья. Взгляд у Антонины был замкнутый, и только карминные губы выдавали ее чувства. Один неподвластный ее воле крошечный уголок рта задрожал, когда она упомянула брата…

Лида неуверенно положила ладонь на лежащую на столе затянутую в белую перчатку руку.

— Расскажите, что произошло, — еле слышно произнесла она.

— Ничего особенного. Мы встретились в Фелянке… Поговорили. Потом он ушел.

— И собирался ехать в Москву?

— Так он сказал. Что-то он упоминал насчет того, что ему нужно в храм Христа Спасителя.

— Я знаю Алексея. Если он так сказал, то доберется сюда, чего бы это ему ни стоило.

— Правда?

Одно слово. Всего лишь одно слово, больше ничего, но неосторожно проявившийся в нем душевный порыв объяснил Лиде все. Значит, вот оно что. Ее брат и Антонина… Ее собственное одиночество показалось Лиде еще более невыносимым. Но она всего лишь кивнула и крепче сжала пальцы на руке женщины.

— Он придет. Я знаю, что придет, обязательно.

— Ты дашь мне знать, когда…

— Конечно…