Содержанка

— Чем вы занимаетесь? — спросил юноша, внимательно всматриваясь в лицо зэка.

— Товарищ Чан, — тут же всполошился Тарсенов, — подобные подробности не…

— Я не спрашиваю у него, над чем он работает. Просто хочу узнать, кто он по профессии. — Черные глаза замерли на лице полковника, и на какое-то время стало тихо.

— Хорошо, — наконец произнес Тарсенов и неохотно кивнул Ивановичу.

— Я занимаюсь взрывчатыми веществами.

Йене увидел, что интерес в темных глазах исчез, так же как отходит отлив, оставляя за собой голый берег.

— А вы? Чем вы занимаетесь?

Йене посмотрел на Тарсенова. Тот кивнул.

— Я инженер.

Китаец ничего не сказал, лишь негромко вздохнул и внимательно осмотрел Йенса. Пристально всмотрелся в его лицо, глаза, одежду, словно для того, чтобы сохранить все это в памяти. Неожиданно этот осмотр начал раздражать Йенса. Он отвернулся.

— Я инженер, — отрывисто произнес он. — Не животное в зоопарке.

— Хороший инженер?

— Лучший. Поэтому я здесь и нахожусь.

Помимо воли он снова посмотрел на китайца. В черных глазах что-то переменилось. Где-то глубоко в них появилась улыбка. Кем бы ни был этот человек, он привнес дыхание внешнего мира в эту душную клетку.

— А вы, товарищ Чан, — чуть улыбнувшись, обронил Йене, — вы тоже лучший в том, чем занимаетесь?

— Увидите, — ответил китаец.

К удивлению Йенса, он протянул руку и дотронулся до его груди. Просто легонько похлопал, больше ничего, однако прикосновение это стало для Фрииса истинным потрясением. Неожиданно высокий стройный юноша перед ним развернулся и ушел. Только в дверях, как и подозревал Йене, китаец обернулся и посмотрел на него снова. Их глаза встретились, и все закончилось. Дверь закрылась, заключенные расслабились и принялись жаловаться на то, что их снова оторвали от работы из-за пустяка.

— Что с тобой, Йене? — спросила Ольга. — Ты побледнел.

— В этой дыре все мы бледнеем, — со злостью в голосе ответил он. — Скоро вообще невидимыми станем.

— Не расстраивайся, Йене. Пусть они относятся к нам, как к животным в зоопарке, но мы-то все равно тут. Все еще живы.

— Это можно назвать жизнью?

— Пока бьется твое сердце, ты живешь.

Прикоснувшись к груди, он улыбнулся.

— Тогда я точно жив, потому что оно у меня колотится, как молот о наковальню.

— Я рада. Так держать.

Она одарила его ласковым взглядом и повернулась, когда ее кто- то окликнул. Йене в ту же секунду сунул пальцы под отворот куртки и вытащил записку. В том, что она там окажется, он не сомневался.

«Йене Фриис, я — друг вашей дочери, Лиды. Она здесь, в Москве. Теперь, когда я узнал, где вы, будьте готовы к тому, что она попытается с вами связатьсяЙене сидел на краю кровати, согнувшись над запиской, чтобы скрыть ее от посторонних глаз. Он в тысячный раз перечитал ее и стал рвать на мелкие кусочки, которые, как конфетти, сыпались на его колени. Поняв, что порвать обрывки еще мельче не удастся, он начал сыпать их в рот и глотать. Руки дрожали.

Лицо Лиды словно одеревенело. Она улыбалась, и мышцы, двигающие челюсти, по-прежнему сокращались, но ей приходилось прикладывать усилия. Ее взгляд то и дело норовил скользнуть на лицо Малофеева, который сидел рядом с ней, попивая кофе. Лида сама диву давалась, как ей удается разговаривать с ним, вместо того чтобы выплеснуть на него содержимое своей чашки. Ему было известно, где содержится ее отец. Об этом он проговорился жене, но ей отказывался признаваться.

— Лида, хочешь еще?

Это сказал Алексей. Он сидел за одним столом с ними, напротив сестры.

— Конечно, спасибо. Такая вкуснятина.

Брат придвинул к ней тарелку с золотой каймой, на которой лежали глазурованные пирожные с засахаренными вишенками сверху. Она кивнула в знак благодарности, но не за пирожные. Он предупреждал ее. Дмитрий заметил, что она его рассматривает, и это его очень заинтересовало.

— Ешьте, ешьте, моя дорогая девочка, — беззаботным тоном обронил Дмитрий. — Пусть ваши чудесные кости хоть немного обрастут плотью.

— Спасибо.

Она взяла очередное пирожное и улыбнулась в ответ, но так и не отправила в рот угощение. В эту секунду оно бы задушило ее. Здесь, в этом дорогом ресторане, они оказались с подачи Дмитрия. Это он предложил выпить утренний кофе здесь, а не у себя дома, как предлагала Антонина. Сейчас рука его лежала на столе, на затянутых в белую перчатку пальцах Антонины, а взгляд его быстро перемещался с лица Лиды на Алексея и обратно. В таком месте, как это, Лиде хотелось побывать с детства. Еще совсем маленькой она заглядывала с улицы в окна подобных заведений, мечтая о том, чтобы ей когда-нибудь разрешили зайти внутрь, туда, где на столах на белоснежных скатертях стояла фарфоровая посуда, а полы были устланы такими мягкими коврами, что ступать по ним — все равно что гладить кошку. По сейчас, когда она попала сюда, ее одолевали совсем иные чувства. Ей не нравилось, что официанты не смотрели в глаза, к тому же ее не покидало ощущение, что откуда-то из-под стола тянет мертвечиной.