Сочинитель

В восемь вечера Обнорский вдруг подумал о том, что Рахиль вполне могла пойти позаниматься в тренажерный зал — ну да, почему бы и нет — ведь именно там Андрей ее и увидел впервые… Серегин торопливо выбрался из машины и снова зашел в гостиницу — представители службы безопасности отеля проводили его внимательными взглядами — чего это парень туда-сюда шастает… Но Обнорский уверенной походкой направился сразу в «центр здоровья», прикидывая — хватит ли у него денег расплатиться за посещение сауны? За стойкой перед раздевалками сидела Юля — та самая, которой Андрей вешал лапшу на уши по поводу своей безумной любви к мифической Мадлен. Девушка тоже узнала Обнорского и обрадовалась ему, как старому знакомому:

— Добрый вечер! Вы к нам? Погреться решили?

Серегин кивнул и, облокотившись на стойку, спросил:

— А народу сегодня много?

— Почти никого, — покачала головой Юля. — Только две наших… из «спецконтингента»…

— Из «спецконтингента»? — удивился Обнорский. — Это в каком смысле?

— В прямом, — засмеялась Юля. — Есть у нас постоянные клиентки — как мы говорим, девушки с трудной судьбой и высокими заработками… Их всегда отличить можно…

— А-а, эти… — хмыкнул Андрей. — Понятно… Я, правда, думал, что путанок в «Европу» не пускают.

Юля покачала головой и махнула рукой:

— Ну, во-первых, пускают, хотя и не всех, а только самых приличных… А во-вторых, к нам-то они не работать ходят, а, наоборот, отдыхать, расслабляться, спортивную форму поддерживать… К клиентам они не пристают, не волнуйтесь…

— А чего мне волноваться? — пожал плечами Серегин. — Я парень простой, незатейливый и к тому же — вашему «спецконтингенту» неинтересный, потому что, по их понятиям, некредитоспособный… С меня, кроме любви, и взять-то нечего… Знаете, как в анекдоте — в Париже бабушка-француженка объясняет внучке: запомни, мол, глупая, любовь выдумали русские — специально, чтобы денег не платить…

Юля фыркнула и порозовела щечками:

— Все с вами ясно… Так пойдете греться?

— Еще не знаю — вы мне объясните сначала, сколько это удовольствие стоит, а я прикину свои возможности… Раньше-то у меня халява была, но быстро закончилась, как и все хорошее в этой жизни…

Девушка задумалась о чем-то, потом зачем-то оглянулась и сказала шепотом: — Вообще-то, сауна у нас пятнадцать долларов стоит… Но для вас лично сегодня — бесплатно… Пользуйтесь моей добротой.

Обнорский смутился и затряс головой:

— Спасибо, но… Не стоит… Есть у меня пятнадцать долларов, и…

— Вот и пусть будут, — улыбнулась Юля. — Да бросьте вы, это же вы не у меня лично одалживаете, а фирма — она не обеднеет. К тому же мне для вас хочется что-то приятное сделать. Оказывается, мои родители — ваши преданные поклонники, все ваши статьи читают… Я и не знала, что вы такой известный журналист…

Серегин очень любил, тогда его хвалили (особенно — когда это делали женщины), но при этом чувствовал себя не очень ловко — по большому счету, он не считал, что делает что-то выдающееся, просто работа журналиста — она изначально предназначена для того, чтобы привлекать внимание людей. Причем внимание людей должно привлекаться, в основном, к поднимаемой в материале проблеме, и только потом — к личности автора. К сожалению, многие коллеги Андрея считали по-другому и работали не столько «за идею», сколько для «самораскрутки». Спору нет, популярность, она штука приятная, да и полезная в чем-то — когда приходит известность, многие вопросы решаются легче и быстрее. Но есть и другая сторона у этой медали — чем больше «раскручивается» журналист, тем большая ответственность ложится на его плечи, а вот это как раз понимают не все… Андрей очень любил, когда его хвалили, но, зная за собой эту слабость, всерьез опасался превратиться в надутого «звездного» мудака, поглядывающего свысока на простых «людишек» и начинающего учить всех жизни… «Звездная болезнь» — она хуже чумы, потому что способна погубить даже очень большой талант.

— Спасибо вам, Юля, — искренне сказал Обнорский. — Такие слова — очень приятно слышать.

Ему очень не хотелось принимать «халявное» предложение, но он видел, что Юля сделала его искренне, а обижать девушку не стоило… Но и быть обязанным женщинам Обнорский не любил… Выход он нашел простой:

— Вы мороженое любите?

— Люблю, — кивнула Юля. — А что?

— Я сейчас! — Андрей выскочил в кафе и заказал большую порцию мороженого с фруктами, взбитыми сливками и вафельными трубочками — вся эта радость стоила в «Европе» почти столько же, сколько посещение сауны. Дав официантке хорошие чаевые, Обнорский испросил разрешения утащить вазочку с лакомством с собой в «центр здоровья» — и зашел туда, держа мороженое перед собой, словно букет цветов.

Юля ахнула и зарделась, Серегин довольно заулыбался. Девушка приступила к уничтожению сложной десертной конструкции, а Обнорский, пользуясь случаем, попросил разрешения позвонить — но в триста двадцать пятом номере трубку никто по-прежнему не снимал…