Теперь предстояло жить и даже работать, когда хотелось только вспоминать и ждать. Вспоминать прошлое и ждать будущее. Настоящее провалилось между ними, затерялось, как что-то несущественное. Таня готова была часами вспоминать детали того вечера и мечтать о будущем, фантазии о котором заполонили все ее чувства и помыслы.
Она ждала. Работать не могла.
На третий день простоя на экране высветилось «сыродел».
– Да, – сказала Таня.
– Привет! Как ты?
– Хорошо. А ты? – По телу начинала пробираться дрожь.
– Таня, я благодарен тебе, и мне действительно было хорошо с тобой, но позволь мне не развивать этот тезис. Идем дальше. Сроки твоей работы не отодвигаются. Ты не подведешь?
– Нет, не подведу, – на автомате ответила Таня.
– Материал весь собран?
– Почти. – Таня выбирала самые короткие слова, чтобы не дрогнул голос.
– Ты уверена, что успеешь? – спросил Игорь с нотками недовольства.
– Да, уверена, – серым голосом пообещала Таня.
– Тань… Ты должна понимать, что дело есть дело… Я пока не буду звонить, чтобы не отвлекать тебя.
И он повесил трубку.
Будущее рухнуло, а настоящее даже не подумало поднять голову.
Глава 18. Куриный король
Через два дня похудевшая Таня сидела в приемной Виталия Петровича, дожидаясь назначенного времени. Ей предстоял последний рывок. В «дорожной карте» Лукича вслед за спившимся Максом шел Виталий Петрович, последний персонаж делового вектора, которому Лукич отвел место отдельной главы своей жизни. Видимо, тут-то и случился переход на новую орбиту бизнеса. Спустя пару лет миру явился сыродел, готовый и способный тянуть свое дело в одиночку.
К тому времени внешность Тани пережила разительную метаморфозу. Ее глаза приобрели лихорадочный блеск, а губы немного потрескались. Секретарше, пожилой женщине стойкой наружности, это все не нравилось. Уж не больная ли? Заразит еще каким-нибудь вирусом, чего доброго. Но прогнать, сославшись на «забитый график» шефа, не получится. Начальник с утра талдычит про приход этой журналистки и явно благоволит ей. Даже за пирожными посылал. Остальные как миленькие печеньем обходятся, и ничего. Просил даже никого после этой пигалицы к нему не записывать, хотя до конца рабочего дня еще целых три часа. Впрочем, во сколько заканчивается рабочий день Виталия Петровича знает только его жена. Да и то не каждая. Вот была Лера, она точно все знала, цепкая была баба. А нынешняя мокрица что знать-то может? И зачем только мужики на молодых женятся? Лера и виднее была, и представительнее…
Но додумать эту мысль до конца секретарше не удалось. Виталий Петрович широко распахнул дверь своего кабинета и зычно произнес:
– Проходите, Татьяна, простите, что заставил вас ждать.
«Слова вроде извинительные, а голос повелительный», – отметила про себя Татьяна.
– Нам чай с пирожными, – дал он распоряжение секретарше и увлек Таню в свой уютный кабинет.
«Игорь здесь, наверное, часто бывает», – первое, что успела подумать Таня. Но тут же мысленно надавала себе оплеух и запретила думать в этом направлении. Надо было работать. Потому что чем быстрее она напишет эту треклятую книгу, тем скорее у нее появится право позвонить абоненту по имени «сыродел». Это было единственное, что ее сейчас интересовало.
Таня подготовилась к встрече как могла. Учитывая ее разобранное состояние, особых подвигов по сбору информации она не совершила. Но подвиги и не понадобились. Интернет был переполнен сведениями о светлом лике Виталия Петровича. Даже бегло пробежав глазами по экрану, можно было понять, что это глыба, гуру делового мира. Он возглавлял отраслевую бизнес-ассоциацию, рулил подразделением торгово-промышленной палаты, успевал активничать в Российском союзе промышленников и предпринимателей, выступать перед молодежью, собранной под крышей Сколкова. И еще десятки разных направлений, по которым растекалась неуемная энергия этого фонтанирующего человека. Но все это было лишь дополнительной, так сказать, факультативной частью его жизни. Ядром же всего, главным средоточием его помыслов и действий было производство мяса птицы. Это был куриный король.
И даже внешне он немного напоминал петуха. Такой же громогласный, не терпящий соперничества, с гусарской удалью опережающий конкурентов и принимающий выигрыш как естественное проявление жизни. В нем было что-то такое, что любой тамада в присутствии этого человека должен был тихо отлучиться и застрелиться в туалете. Таня почувствовала себя серенькой курочкой-наседкой, квохчущим существом, не взлетевшим выше насеста. Но в этом самоуничижении не было ни тени неприязни к Петровичу. Разве курицы могут завидовать или соперничать с петухом?