Регистратора звали Динь-Динь. Яркая Радуга приготовился торговаться за информацию.
Покойного звали Скуби-Ду, но вот откуда он, девчонка, нашедшая труп, не знала. Она показала его спальник: внутри только вши да экземпляр «Бойцовского клуба» в мягком переплете. Радуга выковырял из пупка немного пейотля и токвилона. Девчонка проглотила того и другого, и Радуга убедил ее: Скуби-Ду не умер, у него передоз. Она быстро поверила в легенду, дескать, немножечко наркана все поправит. Лакомка уложила ее спать, спев колыбельную и дав печеньку с гашишем.
Когда Радуга вошел в палатку к Ведьмам, Динь-Динь прикрыла рот и нос ладонью.
– У тебя башка воняет, как кошачий лоток.
На ней не было ничего, кроме скептически выгнутых бровей да слоя кокосового масла, от которого волосы у нее между ног становились похожи на рисунок «под дерево».
– Резинки нужны? – предложил Радуга. – В обмен на разрешение взглянуть на записи.
– Риталин есть? – назвала свою цену Динь-Динь.
Радуга мотнул головой.
– Крем от загара?
– «SPF 54»? – Она выразительно взглянула на его дреды. – Найдется кое-что, что избавит тебя от этой вони.
– Имодиум? – предложил Яркая Радуга. – «А200»? Антисептик для рук?
Бесплодная равнина кругом кишела фриками, как какая-нибудь чудна́я планета или бар на космодроме в «Звездных войнах». Фрики на ходулях. Фрики на моноциклах, в сомбреро, жонглирующие пластмассовыми черепами. Этакое будущее по версии «Безумного Макса», втиснутое в ковбойское прошлое. Радуга будто перенесся на голливудскую натурную съемочную площадку: мешанина персонажей и декораций, и все в поисках единой связующей нити, чтобы сложиться в общую историю.
– Как Дюймовочка? – спросила Динь-Динь. Это было фестивальное прозвище его жены, с которой Динь-Динь была знакома очень и очень давно. – Дома с детьми, да?
Тон ее голоса звучал интригующе, будто она знала нечто, о чем Радуга не догадывался.
Он постепенно дошел до высокой цены: «Твинкиз», попкорн, гидрогенизированные тропические масла и полученные биотехнологическими методами чипсы с искусственным ароматизатором и острыми специями. Здесь, спустя несколько дней на макробиотической диете, цельных зернах и всякой там сое, за шоколадными печеньками охотились как за рубинами.
Динь-Динь наклонилась так близко, что Радуга ощутил исходящий от нее аромат шалфея. Стрельнув по сторонам глазами, она убедилась, что их никто не слышит, и шепнула:
– Можешь раздобыть мяса?
– Курятина? Свинина?
– Говядина.
– Гамбургер сойдет?
На том и порешили. Динь-Динь была согласна на что угодно, лишь бы нарушить диету из темпе и тофу. Радуга обещался раздобыть два фунта говяжьего фарша в обмен на допуск к регистрационным записям.
В Холодильнике они очистили алтарь от священных предметов: кристаллов кварца, бронзовых статуэток Ханумана[33], фотопортретов Рам Дасса[34] и фигурок магистров Йод, Скелеторов и мисс Пигги, «Моих прекрасных пони», Малибу Барби, Гамби и молельных свечек с ароматом ванили. Алтарь был высотой по пояс и накрыт простынью, окрашенной в красный и оранжевый по методу хиппи. Отличное место для осмотра трупа. Радуга принялся за дело, в то время как Дитя Солнца снимал процесс на камеру мобильного.
Если верить записям, то всего под именем Скуби-Ду зарегистрировалось сорок восемь человек. В воздухе витали густые ароматы барбекю. Здесь лето длилось круглый год. Яркая Радуга прикинул шансы, что мертвый Человек Грязи был не из числа тех шести Скуби-Ду, которые вписали в регистрационную форму номера водительских удостоверений. Скорей всего, он добирался автостопом.
Радуга ощущал себя этаким археологом: он счищал с тела слой грязи, обрабатывая затем открытый участок детскими влажными салфетками. Искал следы от уколов, свидетельства передоза, колотые раны, входные отверстия от пуль, змеиные укусы… Чем дольше Радуга занимался мертвым парнишкой, тем сильнее уверялся в том, что прежде он его никогда не видел. Это был мажорик. Домашний цветочек, клюнувший на репортажи по какому-нибудь музканалу: оргии обдолбышей и укуренные песчаные нимфы. Ни татуировок, ни пирсинга. Закончив отмывать тело, Радуга попросил Тинки-Винки метнуться в Столовку и принести ножницы для разделки курицы – чтобы срезать шлем. Сняв этот бумажный шар для боулинга, будто кожуру с апельсина, они выпустили наружу чуть меньше миллиарда черных мух.
От лба до самого затылка тянулся гребень красного «ирокеза». Волосы стояли, точно железные гвозди. Гребень походил не то чтобы на петушиный, скорее на хохолок попугая.
В голове уже мелькнула фраза «естественные причины», и Радуга задумался, где хоронить паренька, но тут Тинки-Винки согнулся пополам. Фонтан полупереваренного тофу залил лежачего Будду, и горячий воздух тут же наполнился запахом рвоты. Яркая Радуга снова посмотрел на труп и понял, что «ирокез» – не прическа, а металлические шипы. Из бритого черепа торчала красная от запекшейся крови метательная звездочка, сюрикэн.
Зазвонил телефон. Снова заблокированный номер. Может, один из помощников? Маловероятно, однако…
– Алле?
Те «пальчики» на сюрикэне, что не стерла грязь, смыла кровь.