Я ответил то, что полагается отвечать в таких случаях, но расспрашивать, откуда он узнал об этом, не стал.
— Вы заслужили деньги, которые получили вчера вечером, — сказал он.
— Чек вашего сына с лихвой возмещает все мои усилия.
— В таком случае мой чек считайте вознаграждением.
— Работникам «Континенталя» запрещается принимать вознаграждения.
Его лицо стало наливаться краской.
— И что же, черт возьми…
— А вы не забыли, что ваши деньги должны были пойти на расследование преступлений и коррупции в Берсвилле?
— Вздор! — фыркнул он. — Просто мы с вами вчера погорячились. Все отменяется.
— У меня ничего не отменяется.
На меня обрушился поток проклятий, после чего он заявил:
— Это мои деньги, и на всякую чепуху я их тратить не намерен. Не хотите взять чек в качестве вознаграждения — отдайте его назад.
— Перестаньте кричать, — сказал я. — Никаких денег я вам не верну, а вот город, как мы с вами и договорились, постараюсь очистить. Вы ведь этого сами хотели? Вот и получайте. Теперь вы знаете, что вашего сына убил юный Олбери, а вовсе не ваши дружки. А им стало известно, что Тейлер не был в сговоре с вами. Коль скоро вашего сына нет в живых, вы могли посулить им, что газетчики впредь не станут совать нос куда не следует. И в городе снова наступит мир и благодать.
Я все это учел. А потому связал вас письменными обязательствами. И связаны вы по рукам и ногам. Чек заверен, и не платить по нему вы не можете. Возможно, контракт был бы лучше официального письма, но, чтобы доказать это, вам придется обратиться в суд. Хотите — обращайтесь, но не думаю, чтобы такого рода реклама была вам на руку. А в рекламе вы недостатка иметь не будете, об этом я позабочусь.
Шеф городской полиции толстяк Нунен попытался сегодня утром убить меня. Мне это не нравится. Я человек злопамятный и не успокоюсь, пока с ним не расквитаюсь. А пока я повеселюсь вволю. У меня есть десять тысяч долларов ваших денег. С их помощью я выверну наизнанку весь Берсвилл. Мои отчеты о проделанной работе вы будете получать исправно, не беспокойтесь. Надеюсь, они доставят вам удовольствие.
И с этими словами я вышел из дома, а вдогонку мне неслись отборные ругательства.
VIII
СТАВЬТЕ НА КРОШКУ КУПЕРА
Остаток дня я просидел над отчетом по делу Дональда Уилсона. Потом до самого обеда валялся на диване, курил сигары и обдумывал дело Элихью Уилсона.
Вечером я спустился в ресторан и только открыл рот, чтобы заказать ромштекс с грибами, как меня вызвали к телефону. В трубке раздался ленивый голос Дины Брэнд:
— Тебя хочет видеть Макс. Вечерком заедешь?
— К тебе?
— Да.
Я обещал, что приеду, положил трубку и вернулся в ресторан. Покончив с ромштексом, я поднялся к себе на шестой этаж. Окна моей комнаты выходили на улицу. Я отпер дверь, вошел и повернул выключатель. По двери, у самого моего виска, чиркнула пуля. Еще несколько пуль изрешетили дверь и стену, но я уже успел забиться в угол, который из окна не просматривался.
В пятиэтажном доме напротив размещалось какое-то учреждение, его крыша была чуть выше моего окна. В темноте крыши видно не было, у меня горел свет, и высовываться из окна было бы по меньшей мере неосмотрительно.
Я стал искать, чем бы запустить в лампочку, дотянулся До Библии, швырнул ее, лампочка разлетелась вдребезги, и комната погрузилась во мрак. Стрельба прекратилась.
Я подкрался к окну и, прижавшись к стене, вперился в темноту, однако так и не увидел, есть ли кто-то наверху: между крышей и моим окном был слишком большой перепад. Десять минут я не отрываясь наблюдал одним глазом за домом напротив, в результате чего лишь свернул себе шею. Затем, добравшись до телефона, я попросил коридорную прислать дежурного полицейского.
Им оказался упитанный малый с белыми усами и маленькой, как у ребенка, головкой. Крохотная шляпа была сдвинута на затылок. Звали его Кивер. Узнав, что в меня стреляли, он ужасно разволновался.
Следом за Кивером пришел управляющий отелем, дородный мужчина, бесподобно владеющий собой. Моя история не произвела на него никакого впечатления. Воспринял он ее с притворным испугом уличного факира, которому не удался фокус.
Мы рискнули включить свет, ввернув новую лампочку, но опять засвистели пули. В стене появилось еще десять дырок.
Полицейские приходили и уходили, безуспешно пытаясь обнаружить стрелявших. Позвонил Нунен. Сначала он говорил с сержантом, ответственным за проведение операции, а затем попросил к телефону меня.
— Представляешь, только что узнал, что в тебя стреляли, — сообщил он. — Кто бы это мог быть, как ты думаешь?
— Понятия не имею, — соврал я.
— Ты цел?
— Цел.
— И на том спасибо, — с облегчением вздохнул он. — Ничего, дай срок, мы эту пташку выловим. Никуда от нас не уйдет. Хочешь, я оставлю у тебя двоих ребят, если тебе так спокойнее?
— Нет, благодарю.
— А может, все-таки пусть остаются?
— Спасибо, не стоит.
Он взял с меня слово, что в случае чего я ему тут же позвоню, заверил, что вся полиция города Берсвилла к моим услугам, намекнул, что, если со мной что-нибудь случится, он этого не переживет, — и только тогда отстал.