— Прямо не знаю, что вам сказать. Может быть, у лифтера? Пожалуй, его джин будет надежнее всего. Слушайте, Дик Коттон аж посинел, так хочет вас видеть. Поговорите с ним?
— Поговорю, хотя не понимаю зачем.
— Ладно, сходите и возвращайтесь.
Я вышел и вызвал лифт. Лифтер — с согнутой от старости спиной и пожелтелыми усами — прибыл в нем один.
— Суит сказал, что, может быть, вы знаете, где мне добыть пару бутылок белого, — сказал я.
— С ума он сошел, — проворчал лифтер, но, ничего не услышав от меня в ответ, продолжил: — Уходить будете этой дорогой?
— Да, немного погодя.
Он закрыл дверь. Я вернулся к Суиту. Суит провел меня по крытой галерее, соединявшей здание суда с тюрьмой в тылу, и оставил с Коттоном в маленькой железной камере. Два дня тюрьмы не принесли пользы полицейскому начальнику Кесады. Он посерел лицом, нервничал, а когда говорил, ямочка у него на подбородке дергалась. Сообщить он мне мог только одно: что он не виновен.
— Допускаю, но вы сами заварили эту кашу. — Ничего лучше я не придумал в ответ. — Все улики против вас. Не знаю, хватит их, чтобы вас приговорить, или нет, — зависит от вашего адвоката.
— Чего он хотел? — спросил Суит, когда я вернулся.
— Сказать мне, что не виновен.
Помощник опять почесал кадык и спросил:
— А что, для вас это важно?
— Ну да, ночи не сплю из-за этого. До свидания. — Я пошел к лифту.
Лифтер сунул мне завернутую в газету четверть и сказал:
— Десятка.
Я заплатил ему, спрятал покупку в машине Фицстивена, нашел переговорный пункт и позвонил в аптеку Вика Далласа в Сан-Франциско.
— Мне нужно, — сказал я Вику, — пятьдесят гран М. и восемь порций этой твоей каломели-ипекакуаны-атропина-стрихнина-жостера. Я попрошу кого-нибудь из агентства забрать пакет сегодня вечером или завтра утром. Хорошо?
— Ну хорошо, раз хорошо; только, если кого-нибудь отравишь, не говори, где взял.
— Ага, — ответил я, — он потому отравится, что мне не выдали паршивого аптекарского диплома.
Я заказал еще один разговор с Сан-Франциско — с агентством — и поговорил со Стариком.
— Можете выделить мне еще одного оперативника? — спросил я.
— Свободен Макман, или он может подменить Дрейка. Кого предпочитаете?
— Макман годится. По дороге пусть заедет в аптеку Далласа и заберет пакет. Он знает, где это.
Старик сказал, что новых сведений об Аронии Холдорн и Эндрюсе не поступало. Я поехал обратно в дом над бухтой. У нас были гости. На дорожке стояли три пустых автомобиля, а на террасе вокруг Мики сидели и стояли с полдюжины газетчиков. Они накинулись на меня.
— Миссис Коллинсон здесь отдыхает, — сказал я. — Никаких интервью, никаких снимков! Оставьте ее в покое. Будут новости, дам знать — тем, кто от нее отстанет. Единственное, что могу сказать сейчас, — Финк задержан как виновник взрыва.
— Зачем приехал Эндрюс? — спросил Джек Сантос.
Для меня это не было сюрпризом: я ожидал, что он появится, коль скоро покинул убежище.
— Спросите у него, — предложил я, — Он занимается наследством миссис Коллинсон. Из того, что он приехал к ней, вы никакой сенсации не сделаете.
— Это правда, что они не ладят?
— Нет.
— Тогда почему он не объявился раньше — вчера или позавчера?
— Спросите у него.
— Правда ли, что он по уши в долгах или был в долгах до того, как занялся имуществом Леггетов?
— Спросите у него.
Сантос улыбнулся, поджал губы и сказал:
— А нам незачем: мы поспрашивали его кредиторов. Есть ли что-нибудь в слухах, будто дня за два до убийства Коллинсона у супругов была ссора из-за чересчур горячей дружбы миссис Коллинсон с Уидденом?
— Все есть, кроме правды, — ответил я. — Сочувствую. Вокруг такого сюжета можно было бы много нагородить.
— Может быть, еще не все потеряно, — сказал Сантос. — Правда ли, что она расплевалась с родней мужа и старик Хьюберт обещал снять с себя последнюю рубашку, лишь бы миссис Коллинсон расплатилась за свое участие в убийстве его сына?
Этого я не знал. Я сказал:
— Не будьте ослом. Хьюберт нас нанял, чтобы опекать ее.
— Правда ли, будто Том Финк и миссис Холдорн пообещали рассказать все как есть, в случае если их предадут суду?
— Вы смеетесь надо мной, Джек, — сказал я. — Эндрюс еще здесь?
— Да.
Я вошел в дом, позвал за собой Мики и спросил его:
— Дика видел?
— Он проехал мимо через минутку после Эндрюса.
— Выберись отсюда потихоньку и найди его. Скажи, чтобы не попадался на глаза газетчикам, пусть лучше потеряет ненадолго Эндрюса. Если узнают, что мы за ним следим, они очумеют и полезут на первые полосы, а мне это нежелательно.
По лестнице спускалась миссис Херман. Я спросил у нее, где Эндрюс.
— Наверху.
Я пошел туда. Габриэла, в темном шелковом платье с глубоким вырезом, сидела на краешке кожаной качалки, напряженно выпрямившись. Лицо у нее было белое и угрюмое. Двумя руками она растягивала носовой платок и смотрела на него. Когда я вошел, она подняла на меня глаза и как будто обрадовалась. Эндрюс стоял спиной к камину. Белые усы и брови на красном костистом лице, белые волосы — все топорщилось. Он перевел хмурый взгляд с Габриэлы на меня, но, кажется, не обрадовался. Я сказал: «Здравствуйте» — и оперся задом на край стола.
Он сказал: