— По многим причинам. Во-первых, Макс никогда не стал бы убивать его сам. За него это сделал бы кто-нибудь другой, а он отсиживался бы в безопасном месте да еще обеспечил бы себе алиби — не подкопаешься. Во-вторых, у Макса пистолет 38-го калибра, а у наемного убийцы наверняка был бы такой же или еще больше. Какой же профессионал станет стрелять из пистолета 32-го калибра?
— Тогда кто же убийца?
— Я и так рассказала тебе слишком много. Больше я сама ничего не знаю.
— Зато я знаю, — сказал я, вставая.
— Знаешь, кто убил?
— Да, хотя надо еще кое-что уточнить.
— Кто? Кто? — Она вскочила, почти совершенно протрезвев, и вцепилась в мой пиджак. — Скажи, кто это сделал?!
— Скажу, но не сейчас.
— Ну пожалуйста!
— Не сейчас.
Она отпустила мой пиджак, спрятала руку за спину и расхохоталась мне в лицо.
— Ладно, не хочешь — не говори. А на досуге подумай, что в моем рассказе правда, а что ложь.
— В любом случае спасибо за информацию, — сказал я на прощание. — И за джин тоже. А Максу Тейлеру, если ты к нему неплохо относишься, передай, чтобы он Нунена опасался.
V
СТАРЫЙ ЭЛИХЬЮ ЗАГОВОРИЛ
В отель я вернулся почти в половине третьего. Вместе с ключом дежурный протянул мне записку с телефоном. П-605 — номер Элихью Уилсона.
— Когда принесли записку? — спросил я у дежурного.
— Во втором часу ночи.
Значит, что-то срочное. Я зашел в телефонную будку и набрал номер. Секретарь попросил меня приехать немедленно. Я сказал, что скоро буду, послал дежурного за такси, а сам поднялся в номер пропустить стаканчик.
Я бы предпочел быть совершенно трезвым, но, поскольку остаток ночи предстояло провести без сна, трезветь смысла не имело. Виски очень меня взбодрило. Я перелил то, что осталось в бутылке, в фляжку, сунул ее в карман и вышел на улицу.
Все окна в доме Элихью Уилсона были ярко освещены. Я еще не успел нажать на кнопку звонка, как секретарь открыл мне дверь. Под голубой пижамой и темно-синим купальным халатом все его тощее тело тряслось мелкой дрожью, а худое лицо было ужасно взволнованным.
— Скорей! — закричал он. — Мистер Уилсон ждет вас. И пожалуйста, уговорите его дать нам убрать тело!
Я обещал и последовал за ним в спальню. Как и в прошлый раз, старый Элихью лежал в постели, только теперь на одеяле, рядом с его толстой розовой рукой чернел пистолет. Не успел я войти, как он оторвал голову от подушки, сел в кровати и проревел:
— Посмотрим, на что вы, болтуны, способны!
У него был нездоровый, багрово-красный цвет лица, глаза же на этот раз горели, точно раскаленные угли.
Я оставил его слова без внимания и взглянул на лежавший посреди комнаты труп.
Невысокий, коренастый мужчина в коричневом костюме лежал на спине в луже крови и стеклянными глазами из-под надвинутой на лоб серой шляпы пялился в потолок. Одна пуля снесла ему полчелюсти. Голова была закинута назад, и видно было отверстие в шее, куда через галстук и воротничок вошла вторая пуля. На одну руку он упал, а в другой сжимал здоровенную дубинку.
Я перевел взгляд на старика. На его лице застыла злобная, идиотская улыбка.
— Болтать-то вы мастер, — сказал он. — Это я заметил. Кому угодно голову заморочите. А что вы еще умеете? Только языком трепать?
Спорить было бесполезно. Я бросил на него сердитый взгляд и напомнил:
— Я ведь, кажется, просил меня не беспокоить, пока вы не захотите говорить начистоту.
— Просил, дружок, просил. — В его голосе прозвучало какое-то дурацкое торжество. — Вы хотели начистоту? — Пожалуйста. Мне нужен человек, который очистит наконец берсвиллские конюшни, выкурит крыс, больших и маленьких. Но учтите, такая работа по плечу только настоящему мужчине.
— Так бы сразу и говорили! — прорычал я. — Если у вас есть для меня хорошая работа и вы дадите хорошие деньги, я, может быть, и соглашусь. А все эти разговоры о конюшне и крысах для меня пустой звук.
— Ладно. Я хочу очистить Берсвилл от жуликов и проходимцев. Это для вас не пустой звук?
— Еще сегодня утром вы этого не хотели, — сказал я. — Передумали?
Последовало длинное, невразумительное объяснение, которое перемежалось руганью и криком. Сводилось оно к тому, что Берсвилл он строил собственными руками, возводил, можно сказать, по кирпичику, и либо город сохранится в том виде, в каком он когда-то был, либо его не будет вообще. Никто не смеет угрожать ему, Элихью Уилсону, в его собственном городе. Он их в покое оставил, но, если они будут учить его жить, он им покажет, кто есть кто. Закончил он свою речь, ткнув пальцем в убитого и хвастливо заявив:
— Пусть знают, что старик еще кое на что способен.
Я пожалел, что был нетрезв. Его фокусы озадачили меня, я никак не мог взять в толк, что за ними скрывается.
— Дружки подослали? — спросил я, указав на убитого.
— Они, не иначе, но разговор у нас был коротким, — сказал старик, поглаживая лежавший на одеяле пистолет.
— Расскажите, как все произошло?
— Да рассказывать особенно нечего. Слышу, дверь в спальню открывается, зажигаю свет, вижу — стоит. Я выстрелил — и все дела.
— Когда это было?
— Около часа.
— И с тех пор он тут лежит?