Сочинения в 2 т. Том 2

Мы поселились на берегу. Всем нам надоел тесный кубрик баркаса. Но теперь на исходе был уже четвертый день, а рыбаки все еще не возвращались. Напрасно старик спешил по утрам на скалу. Море было пустынно. Легкие рыжие облака плыли над ним, широкий золотой мост поднимался к багровому солнцу.

Неторопливо Егор Иваныч брел к нам. Он оставался спокойным все это время.

— Ничего! — говорил он уверенно. — Это, брат, настоящие рыбаки… Знают дело.

И, однако, все чаще поглядывал на небо.

— Вот, только шторм будет. — Медленно, глубоко вздохнув, как бы пробуя воздух, он добавил: — Сегодня наведайтесь на маяк… Может, помощь какая нужна будет… Шторм-то уже недалек.

Он не ошибся. К вечеру сразу засвежел ветер и первые валы с гулом ударили в берег. Звезды, едва проглянувшие сквозь мутную синеву, задернуло, как шторой. Стал слышен голос камней — тяжелый, непрерывный их звон. Мы не успели укрепить палатку, вихрь швырнул ее вверх и закружил высоко над скалами, словно большую белую птицу. Припадая к земле, по узкой тропинке мы двинулись к маяку. Здесь, на покатой скале, почти невозможно было стоять: страшная невидимая тяжесть обвалом рушилась на нас. Казалось удивительным, что старенькая башня маяка выдерживает такую стремительную, живую ураганную силу.

Цепляясь за леер, протянутый вдоль ступенек, мы кое-как добрались до двери, Словно в огромной раковине, здесь отдавался тяжелый непрерывный гул моря. У входа горел тусклый фонарь. По узкой винтовой лестнице мы поднялись на башню и постучали в дверь. Егор Иваныч тотчас отодвинул засов. В маленькой круглой каморке было уютно и тепло. Отсюда через окно в ночную темень густым и непрерывным потоком лился свет. Близкое, всклокоченное, прямо под нами кипело море. Огромные скошенные гребни взлетали, словно стремясь достать окно. Молча мы стояли здесь, следя за движением света. Мы ни о чем не спрашивали старика, хотя само это молчание было криком: с моря все еще не возвращались рыбаки.

— Слышите сирену? — спросил он коротко. — Это идет краболов.

Кроме свиста ветра и гула волн, ничего невозможно было расслышать. Но старик улыбнулся.

— Четвертый краболов… Это его сирена. — Невольно мы бросились к окну: казалось, будут видны отличительные огни краболова, У всех нас теперь было только одно смутное и жадное желание, один порыв — увидеть эти огни, они были бы словно подтверждением нашей молчаливой надежды, — этот живой, человеческий проблеск в черной ночи.

Нет, ничего не было видно, лишь сизое мутное море, все покрытое летящей пеной, как вьюгой, — и ничего больше, ни отсвета, ни огонька.

Но неожиданно, совсем близко, у самой скалы, блеснул и угас свет фонаря. Он пронесся, как искра, — и снова взлетел на лохматой вершине гребня тусклый багровый огонь.

— Баркас!.. — закричали мы почти в один голос. — Баркас идет!

Старик выглянул в окно. Под зеленой полоской света, по крутому вспененному скосу летел баркас. Он падал, стремительно приближаясь к скале, маленький перед зеленым всклокоченным хребтом, и мы закричали, впиваясь руками в угол подоконника, как будто бы там, на баркасе, нас могли услышать. Старик, конечно, тоже заметил баркас. Он не сказал ни слова. Он стоял у рефлектора, следя за спокойным и стремительным ручьем света, в котором, как клочья пены, еще взлетали и падали обезумевшие чайки.

Затаив дыхание, мы стояли у окна. Мы ничем не могли помочь. Мы стояли и следили некоторое время за неторопливыми движениями старика. Было похоже: он задумался о чем-то. Или в нем, в самом деле, таилась каменная душа?.. Он поднял голову и сказал спокойно:

— Помочь могу только я. Там, на мелях, волна не страшна… Я смог бы добраться до баркаса… — И почему-то закусил губу.

— Скорее!.. — закричал штурман и бросился к двери.

Старик даже не обернулся:

— В море краболов идет… На нем, может, пятьсот человек… Пятьсот жизней… А на баркасе — три.

Мы выбежали на скалу. Берег, казалось, качался под непрерывными ударами волн — или это не был уже берег? — мокрый ветер бушевал подобно штормовой волне.

Вдоль отмелей и скал упрямо скользил, пробирался, поминутно скрываясь у самого прибоя, фонарь баркаса. Он двигался к бухте, то набирая почти скорость полета, то целые минуты барахтаясь на волне. Мы бежали вслед за ним — пять человек на пустынном берегу. И мы остановились и невольно прижались друг к другу, когда фонарь вдруг поднялся над песчаной косой, над самой косой, — узеньким серпом она отделяла бухту. Он поднялся и рухнул вниз, и не утих еще звон этого страшного удара волны, как прямо перед собой в маленькой бухте мы опять увидели фонарь баркаса. Вместе с этим бешеным гребнем баркас перелетел через косу и теперь спокойно покачивался на мелкой зыби, и рыбаки уже отдавали якоря.

Мы стояли, охваченные ветром, и молча смотрели, не в силах верить такому чуду.