— Вы… обещали… — сказал он заикаясь.
Японец резко оборвал его:
— Я опущу руку — и вас не станет… Понимаете, вас не станет совсем. А сегодня такое хорошее утро и сколько их еще впереди! Вам не о чем жалеть… Вы и так уже предатель. Но разве лучше умереть предателем и не попытать у нас свою судьбу?
Рука его дрогнула.
«Правильно, — подумал Варичев. — Я умираю как предатель». — Он оглянулся вокруг. Пустынная, суровая земля дымилась в свете восхода. «Какую глушь, какой медвежий угол нашел я, чтобы умереть».
— Я опускаю руку, — сказал японец. — Я считаю до трех… Раз… два…
— Я хочу жить, — сказал Илья тихо и протянул переводчику маузер.
— Держите его дулом к себе! — крикнул переводчик. Илья повиновался. Японец выхватил маузер из его руки.
— Теперь вперед! — скомандовал он.
— Илья, — прошептала Серафима. — Что ты сделал, Илья!..
Она рванулась опять и успела пробежать несколько шагов, но переводчик выстрелил, не глядя, лишь подняв руку, и Серафима упала вниз лицом.
Варичев отшатнулся, закрыл руками глаза.
— Нет, я не могу… Я не хочу жить…
— Ты врешь, — спокойно сказал переводчик. — Пошли!
Он толкнул Илью дулом маузера в спину, и Варичев пошел. Он пошел сначала медленно, потом быстрее, быстрей и, не оглядываясь по сторонам, смотрел под ноги — он шел так, как будто не земля, а раскаленное железо было под его ногами.
Изумленный Асмолов молча следил за ним. Он видел, как приподнялась Серафима, как дотянулась она до забытого японцами парабеллума, как прицелилась и выстрелила в Илью. Он побежал, но вдруг остановился и медленно сел. Японцы круто повернули и бросились в переулок, к сараю, но Асмолов выбежал навстречу и наотмашь, прикладом, сбил первого из них. Обронив маузер, переводчик прыгнул через забор и бросился к реке напрямик. Огромный камень ударил его в плечо. Он упал, но сразу же поднялся и побежал еще быстрее.
Откуда-то появился Андрюша с молотом в руках. Второго матроса он догнал около амбара. Три стремительных круга описал молот, и японец свалился на кочки. Андрюша сбил его на лету, когда тот прыгнул через канаву.
Старая Марья, заранее прибежавшая на причал, караулила врага у лодок. Заметив переводчика, она спряталась в шаланде, и, когда по настилу застучали его шаги, она встала и крикнула:
— Стой!
Он хотел оттолкнуть лодку, но Марья спрыгнула на причал и схватила его за руки. Японец ударил ее головой. Марья откинулась, как будто падая, и вдруг стремительно бросилась вперед, вцепилась зубами в шею японца. Он завыл от боли и почти свалился в лодку, волоча Марью за собой. Лодка накренилась и Марья упала в воду. Она выпустила его. Японец взмахнул веслами, и лодка вылетела на середину реки.
— Снаряжай баркас! — крикнул Асмолов, выбегая на причал. — Они не уйдут, пираты!
Он осмотрел винтовку и с яростью отшвырнул ее, — все патроны уже вышли.
Лодка подошла к шхуне, и переводчик вскочил на палубу, держась за шею рукой.
На причале отдавали швартовы баркаса, когда шхуна развернулась и тихо поплыла вниз по реке.
Весь народ, оставшийся на поселке, теперь бросился к дому Николая. Пожар был потушен за полчаса. Обгорели двери и пол. Разбив бутыль, Серафима облила их бензином. Обгорела часть крыши у входа. Раненых собрали в доме Асмолова. Варичева и двух японцев, оставшихся в живых, положили отдельно. Только теперь вспомнили о Степке. Он исчез. Его искали по всем домам, в сараях, на берегу. И когда кто-то сказал: «К тем подался», Серафима почти закричала:
— Нет… никогда не поверю… никогда!
…Степка сидел в маленьком тесном трюме шхуны. Он слышал, как за бортом звонко плеснула морская волна. Значит, его увозили. Значит, им удалось уйти.
Ему хотелось броситься к люку, бить его и грызть зубами, он не мог больше терпеть. Каких мучений стоило ему это ожидание! И как он попался в ловушку, ведь он хотел задержать этих подлых шпиков, а не покинуть Рыбачье.
— Терпи, Петушок, терпи, — говорил он вслух и бился головой о шпангоут, словно стараясь заглушить самую мысль.
За бортом тихо плескалась вода, иногда доносился крик чайки, и он тоже казался Степану призывом.
Он затрясся весь и до звона в ушах сжал зубы, услышав приближающиеся шаги.
Железный люк отодвинулся, и знакомый голос сказал:
— Выходи..
Петушок поднялся на палубу и зажмурил от света глаза. Легкий душистый ветер дул с берега. Море горело сплошным розоватым костром.
— Ну вот, — сказал тот же голос по-прежнему негромко. — Мы спасли тебя.
Петушок открыл глаза. Переводчик стоял рядом с ним, шея его была забинтована, но он улыбался, блестя зубами.
— Спасибо, — сказал Петушок.
Японец потрепал его по плечу.
— Ничего. Ты знаешь, чего нам стоило это?
— Нет, — сказал Петушок.
— Мы потеряли трех человек… Шкипера нашего тоже.
— А они? — спросил Петушок.
Японец взглянул на него из-под бровей.
— Тоже немало… Теперь они организовали погоню… Вон, видишь?
Склонясь над бортом, Петушок оглянулся на берег.
Берег удалялся: синеватый, близкий, родной. На расстоянии полукилометра от шхуны, расправив паруса, несся баркас Асмолова.
— Мы уйдем, — сказал японец уверенно. — У нас очень хороший мотор. Иди к штурвалу. Держать все время на восток.