— Человеку дано удивляться с младенчества. Ребенком он удивляется тому, что солнце всходит, что дерево растет, что птицы поют; в школе удивляется, что дважды два — четыре и что ниточка на карте — по сути, огромная река; на заводе превращениям руды удивляется, рождению чугуна, вызреванию стали, прокату, ковке, штамповке — процессу происхождения необходимых и надежных, искусно сработанных вещей… Все сам изобрел человек, сам придумал и сам же удивляется чуду своей мысли и труда. А ведь если хорошенько призадуматься, Макар, так удивляться прежде всего следует именно ему — самому человеку.
— И вроде бы нечему удивляться, — заметил Макар.
— Верно! — охотно согласился Боровлев. — «Вроде бы нечему»! Но тут все зависит от того, как смотреть на события и на людей, чего искать в человеке, чего ждать от него, чего требовать. Я повторяю тебе, Макарка: наиболее удивительное — сам человек. Завтра ты познакомишься с одним рабочим пареньком: он явится в холостяцкое общежитие. Паренек этот воспитался у нас в мартеновском и сейчас в институте заочно учится. Послушай его внимательно: это из нового поколения сталеваров, твоего «призыва», твоих лет. Может статься, что вы и подружитесь, хотя, сказать откровенно, ты мне булыжник придорожный напоминаешь, а он — отточенную сталь.
…Что за Алеша Моисеев? Почему знаменитый мастер отзывается о нем с такой откровенной похвалой? Макар пытался расспросить о Моисееве у ребят, плотно заселивших все комнаты и закоулки общежития, но эти пасмурные, настороженные ребята, прибывшие сюда недавно из разных областей страны, сами — металлурги без году неделя, ничего вразумительного не ответили. И лишь Ваня Подрезов сказал:
— Про Моисеева слышал: говорят, башковит. Его в начальники смены выдвигают.
— А начальник смены, — спросил Макар, — это высоко?..
Ваня Подрезов сделал многозначительную мину.
— Ого! В прежние времена, говорят, до такой должности нужно было лет двадцать у печей прошагать.
Очень не терпелось Макару увидеть молодого начальника сталеваров, и, когда в общежитии было объявлено, что вечером здесь же, в красном уголке, состоится лекция, которую будет читать Алексей Моисеев, Макар занял место намного раньше других.
Незадолго до начала лекции рядом с Макаром уселся востроносый, лобастый парень; искоса взглянул, усмехнулся.
— Значит, как в школу, с тетрадочкой пришел?
— Я так понимаю, что это — мое дело, — сказал Макар.
Парень заерзал на стуле, молвил смущенно:
— Я и сам с тетрадью на лекции хожу, так что напрасно ты обиделся.
— Учиться нигде не стыдно, — сказал Макар. — А если бумагу забыл, могу поделиться. — Он рванул надвое тетрадь, подал половину парню. — Держи. Вот тебе половина карандаша…
Востроносый засмеялся.
— Ну, брат кубанец, щедрый ты человек!
Макар удивленно взглянул в его веселые глаза.
— Откуда ты знаешь, что кубанец?
— Только у вас на Кубани носят такие лихие картузы.
— Сейчас у меня нету времени, — сказал Макар. — А после того, как закончится лекция, выйдем в коридор — и я тебя вздую.
Парень смотрел на Макара с интересом.
— А может, и не вздуешь?
— Как пить дать.
— Все-таки хорошо, что сначала лекция, — весело заметил парень. — Если бы ты переменил программу, лекцию, пожалуй, пришлось бы отложить. Итак, разреши начать?
Парень встал, слегка опершись о плечо Макара, встряхнулся, расправил плечи и, веселый, уверенный, подошел к столу. Тотчас же рядом с ним вырос коренастый усач — комендант общежития: вскинув руку, властно потребовал тишины.
— Так что слово берет начальник смены мартеновского, Алеша Моисеев, а вопрос у нас единственный, тот, что на афише — «Сталь»…
Мог ли догадаться Макар Мазай, с кем он разговаривал? Как он мог бы догадаться об этом? И что за стечение обстоятельств: сначала пригрозить лектору, что, мол, вздую, а потом сидеть и слушать его лекцию! Сбежать бы отсюда, что ли? Он оглянулся на дверь и понял — там не протиснуться, А востроносый и лобастый прямо, спокойно смотрел на него, без малейшего признака обиды или злости. Макару даже показалось, будто Алеша Моисеев улыбнулся, еле приметно.
— Сталь, — произнес Алеша отчетливо и резко, и в самой интонации его чистого, звучного голоса прозвенел металл.
А потом, поглощенный свободной и ясной речью Алексея, Макар невольно вспомнил мимолетную похвалу мастера Боровлева: он сказал, что этот молодец — Алеша — сам, как отточенная сталь.
Видимо, верно рассчитал Иван Семенович Боровлев ступени посвящения в сталевары. Макару запомнился этот вечер. Позже ему иногда думалось, что он мог бы вспомнить и всю речь Алеши, слово в слово, и даже кое-что добавить от себя.
Несколькими годами позже, вспоминая в книге «Записки сталевара» свои первые впечатления о заводе, Макар Мазай писал:
«С первого дня работы в мартеновском цехе во мне боролись два чувства — страх и любопытство. Мне было жутковато, когда в цеху проезжал ковш, наполненный жидкой сталью, но я, словно очарованный, смотрел, как выпускали сталь, как ее разливали в изложницы. Бывало, засмотришься на это зрелище и забудешь, что ты в цехе…»