Читаем Сочинения в 2 т. Том 1 полностью

Правда, редактор, майор, человек властный и щепетильный, спросил тоном обиды:

— Почему вы скрывали, что в дружбе с Максимом Рыльским?

— Вы могли подумать, будто похваляюсь.

— А подумал я другое: молчали из гордости.

Пожилой солдат-наборщик пришел ко мне с книжкой стихов Рыльского.

— Надпишите на память: буду беречь.

— Но, мил человек, ведь я не автор этой книги!

— А вы напишите: от друга Максима Рыльского — это все равно.

— И «от друга» не пишут. Лучше пошлите книжку Максиму Рыльскому, я дам адрес и попрошу автограф для вас.

Солдат браво пристукнул каблуками.

— Идея!.. Сейчас же смастерю пакет.

Пришли из армейского ансамбля солдатской песни и пляски.

— Нужно «вкомпоновать» стихи Рыльского в нашу программу: ведь начали освобождать Украину. Какие у него самые сильные?

— Да у него много сильных стихов.

— Ну, а самые наилучшие?

— Он как-то говорил мне, что «самых наилучших» еще не написал.

Смуглый паренек, завлит, молвил со знанием дела:

— Значит, на подходе? Что ж, и те, что на подходе, — подходящие. Давай отбирать.

Ночью в хатенку, где я обитал, постучался заместитель редактора:

— А что, если мы напечатаем то письмо в газете?

— Но ведь оно личное.

— Неважно. В нем дух советского патриотизма, уверенность в победе, партийность и любовь к солдату.

— Без разрешения автора — не согласен. Лучше давайте напечатаем его стихи и пошлем ему экземпляр газеты. Не просто пошлем, а еще попросим для нашей газеты новые стихи.

Заместитель редактора согласился, однако связываться с: Рыльским по почте не пришлось: меня вызвали в Военный совет армии и вручили командировочное предписание и два письма: одно в Среднеазиатский военный округ, в Ташкент, другое в Уфу — Максиму Фадеевичу Рыльскому.

Времени мне давалось «в обрез», и, добравшись самолетом до Ташкента за один день, выполнив задание, я через три дня уже находился в Уфе.

Мой багаж состоял из довольно объемистой рукописи — в 500 страниц, буханки хлеба и пачки махорки. Рукопись повествовала о славных ратных делах воинов Шестой армии в период активной обороны на Дону и в наступлении. Армейские газетчики любовно собрали многочисленные эпизоды поистине беззаветных подвигов, свершенных нашими воинами в боях, систематизировали материал, отсеяли все лишнее, и получилось волнующее, правдивое и поучительное повествование.

С этой рукописью мне и надлежало обратиться к Максиму Фадеевичу Рыльскому, в то время председателю Союза писателей Украины.

В гостинице «Башкирия», перед дверью номера, в котором он жил, меня поспешно остановила коридорная.

— Академик отдыхает… Знаете, он работал всю ночь.

— Академик?

— Да, нужно пожалеть его: он устал.

Дверь широко распахнулась, и знакомый веселый голос спросил:

— Кто это устал?.. И кого вы останавливаете? Фронтовика?..

Мы долго стояли, обнявшись, в коридоре.

Номерок, в котором жил Рыльский, был маленький, тесный, не повернуться. Он жил здесь не один — с женой, сыном и племянницей. На подоконнике, на тумбочке, в углу, на полу столбами стояли книги. Не зная, куда меня усадить, убирая со стула какие-то рукописи, Максим Фадеевич посмеивался:

— Ну и купе! Главная беда, что нет боковых полок. Правда, мне предлагали перейти в другой номер, на три персоны, да я уже привык: в тесноте, но не в обиде.

— Максим Фадеевич, вы… академик?

Он строго посмотрел перед собой.

— Так. Хотите поздравить? Спасибо. Что ж, это значит — больше работать. Высокое звание — высокие обязанности и труд. Однако рассказывайте о фронтовых делах. Вы уже на Украине! Чудесно… Я тоже собираюсь в путь. Уверен, что скоро увидимся в Киеве.

Он заметил мой сверток.

— Рукопись?.. Так. Расскажите и о ней.

Слушал он с интересом, не прерывая ни словом; взял рукопись, осторожно разрезал шнур и стал медленно листать страницы.

— Вижу, что дело хорошее: книга создавалась в боях. Однако мне нужно внимательно ее прочесть, а время… ой, как загружено время!

— Признаться, Максим Фадеевич, я этого и опасался.

Он бережно закрыл папку и положил рукопись на подоконник.

— Это мой рабочий «стол». Завтра обсудим рукопись.

— Завтра? В ней пятьсот страниц.

— Если написано интересно и содержательно, количество страниц — не в счет.

Я попросил разрешения закурить, оторвал клочок газеты.

— Махорочка? — спросил он, смеясь глазами. — Фронтовая? — И, положив передо мной пачку папирос, тоже оторвал клочок газеты; свернул цигарку, закурил. — «Фимиам», скажем прямо, не для академии…

До поздней ночи вели мы разговор о фронте, о встречах наших воинов на отвоеванной земле; курили с академиком злую махру, пили чай с фронтовым хлебом, и Рыльский тут же надписал новую книгу стихов солдату-наборщику и дал для солдатского ансамбля песню. За полночь, уходя от него в общежитие коменданта, я мысленно высчитывал время: прочтет ли он рукопись через неделю?

А в десять утра, когда я постучался к Рыльскому, он открыл мне, бодрый, побритый, свежий, и лишь едва различимые тени усталости лежали под глазами.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии