Собственность Шерхана

У меня сердце разрывается. Снова трещит с далёкого потолка, сумасшедший Вяземский хохочет, кричит что-то, довольный тем, что мы в его власти. Где-то совсем близко раздается автоматная очередь. У нас автоматов нет, значит Чабаша гоняет. Думаю об этом отстраненно — это не главное щас. Главное то, что Лизе пиздец, как больно, и у неё очень высокая температура.

— Потерпи, маленькая, — прошу я.

Корсеты, кто их выдумал? Не могу расшнуровать, просто дёргаю и рву, оставляя её в одной тонкой сорочке, что пряталась под ним. Рву и её. Касаюсь груди, и Лиза вздрагивает всем телом.

— Больно…

— Так надо, — добавляю в голос жёсткости, а сам боюсь, как пацан малолетний ей больно сделать и все испортить. — Терпи.

Накидываю на неё свое пальто, чтобы не мерзла, вынуждаю сесть удобнее. Накрывают грудь ладонями — жёсткая, как камень. Лиза стонет от боли, а я разминаю их. Нажимаю на сосок, но выходит только одна белая капля. Нет, так дело не пойдёт.

— Ты что? — вдруг понимает Лиза моё намерение и пугается.

Не отвечаю. Наклоняюсь, вбираю сосок в рот. Тяну, делаю сосательные движения один за одним, осторожно надавливая на такую твёрдую грудь. И наконец удается, и в рот мне течёт густое сладкое молоко. Теперь будет легче, главное сдвинулось дело.

— Сумасшедший, — шепчет Лиза.

— Вкусно, — во весь рот улыбаюсь я склоняюсь над второй грудью.

Где-то за нашими спинами грохочет автоматная очередь, но это не имеет никакого значения сейчас.

Глава 51

Лика

Под ногами хрустел мусор, тихо ходить я не умела, не могла.

Впереди, в паре шагов маячила широкая спина Чабашева. Сейчас, когда глаза почти привыкли к темноте, я уже могла разобрать его очертания.

Но лучше бы тут шел Шерхан. Я помечтала немного, чтобы он вот так, меня искал по старому заводу, чтобы за меня хотел всех порвать.

Но такого не было и не будет никогда уже, другая ему дочь родила, другую он любил, не меня.

Я своим звонком грехи свои перед ним замолить не смогла бы, да и не пыталась. Я устала: оказалось, что быть любовницей Шерхана и мента, что меня никак отпускать не желал, было две большие разницы. К последнему я чувств не питала, и раз попала в ловушку, то была покладистой, все ещё помнила его угрозы.

Он расслабился при мне совсем, и по телефону обсуждал дела не стесняясь. Вот я и подслушала, а как поняла, о чем речь, сбежала. Надеялась, что Шерхан меня защитит.

Я ногой задела что-то, стеклянное, бутылку похоже, она громко загрохотала, покатившись по полу, эхом разлетелся звук, отскакивая от стен. Я замерла, сжалась вся, Чабашев выругался тихо. Дёрнул меня, повалив на грязный, пыльный пол, а потом вдруг снова загрохотало, да так громко, как ни одна стеклянная бутылка не могла.

— Пиф-паф, ой-ей-ей, — голос, искаженный громкоговорителем, звучал страшно, я глаза закрыла, сверху Чабашев давил всем телом.

— Не рыпайся, — шепнул, я и не могла.

После стрельбы стало тихо, я вслушивалась, в ушах звенело.

Страшно было, но думала не о себе, а о том, жив ли Имран? И его полотерка… зажмурилась сильно, только на секунду представив, что ее не станет, но потом своих же мыслей испугалась сама. Ничего с ее смертью не изменится.

— Вставай на четвереньки и ползи, только тихо.

Чабашев слез, я вдохнула полной грудью, наконец, и поползла. В ладони впивался мусор, коленям было больно, но я не звука не издавала, сосредоточившись только на том, чтобы двигаться вперёд.

Чокнутый Лизин дядька что-то ещё кричал в громкоговоритель, я слов разобрать не могла, жутко только было от его интонаций, точно у мужика кукушка съехала. Вот ему я от всей души желала сегодня помереть.

Наконец, мы добрались до укрытия, Чабашев буркнул:

— Тормози, — я послушно остановилось. Мы сели рядом, почти плечом к плечу, я пялилась в темноту перед собой, молчать было тяжело.

— Как думаешь, у нас есть шансы отсюда живыми уйти?

Чабашев хмыкнул:

— В мои планы умирать сегодня не входило.

— И в мои.

Чабашев сделал паузу, а потом заговорил серьезно:

— Брось дурить, нет у тебя шансов, железобетонно там все. Найди мужика нормально, нарожай ему детей и борщи вари ему.

Я задохнулась, каждое слово сейчас казалось острым, ранящим. Мне и самой все понятно было, но вот так, со стороны услышать, — больно.

— Я его люблю, — упрямо сказала, а Давид пожал плечами, я почувствовала этот жест:

— Ну и дура. Давай, газуй дальше, выбираться надо.

Мы снова поползли, вдоль стен, одно помещение сменялось другим, пока, наконец, Чабашев не остановился, а я в него упёрлась.

— Нашлась пропажа.

Я выглянула вперёд, только что-то огромное белеет, ничего больше не вижу. Зрение у Чабашева было, в отличие от меня, как у кошки, если он смог тут что-то разглядеть.

— Живая?

Он не ответил, снова грохнуло, на этот раз справа от нас, я никогда в Бога особо не верила, а тут перекрестилась.

— Бегайте, бегайте, не долго вам осталось. Слышишь, Чабаш, тебя я тоже отправлю на тот свет, думал, самый умный нашёлся? — проорал Лизин дядя. Чабаш сказал негромко, ни к кому не обращаясь:

— Да когда ж ты сдохнешь уже, придурок.