Собственность Шерхана

Она старалась. Очень. Что Белоснежка в этом деле неопытная, было заметно, но она старалась со всей страстью, с которой только могла. Я руку ее нащупал, показал как обхватить, и накрыл своей ладонью, показывая, как надо двигаться. Она послушно повторяла.

— Вот так, моя хорошая, вот так.

Разрядка до болезненного быстрая, я за затылок ее придержал и кончил прямо в рот. Бурно, сильно так, что она невольно отодвинуться попыталась, но я не дал. Не хотел обламывать весь кайф.

А потом помог ей подняться. Она губы украдкой вытирает, словно стыдясь всего того, что только что между нами было, дурочка. Я ее за подбородок взял аккуратно, лицом к себе развернул.

Никогда баб после минета не целовал. Не то, чтобы западло, но не тянуло, противно, что ли, было.

Только Лиза не все те другие бабы, что раньше были, она чище, даже когда рот ее перепачкан моей спермой и ее слюной.

И я ее притянул ещё ближе, сминая в медвежьих объятий и губ Белоснежкиных коснулся. Она напрягалась на мгновение, но потом расслабилась.

— Вот так лучше, — шепнул ей, а потом уже спокойнее добавил, — а теперь можешь рассказывать, что вы там с Чабашем затеяли.

Глава 32

Лиза

Анвар меня до дома отвёз, всю дорогу сердито пыхтел и на меня смотрел, как на врага народа, словно я не из ресторана вышла, а из публичного дома. Я думаю — ну и ладно. У меня грудь полна молока, надо сцеживаться и лететь в больницу, буду я еще про всяких упрямых переростков думать. Не до того.

Но утром вернулся. Постучал, пошла открывать, а у него в руках переноска, оттуда дурниной кричит испуганная Снежинка. У меня в носу защипало, засвербило, так по ней соскучилась. Переноску забрала, на пол поставила, открыла. Снежинка выбежала сама, потом давай котёнка волочь. А за то время, что я его не видела, он значительно изменился. Немного опушился, глаза открылись, жопка толстая, тяжёлая — все маминого молоко только его. Снежинка его поднять не может, но в панике пытается спрятать свое оставшееся дитя, унести отсюда подальше.

— Вот же заполошная мамаша, — рассмеялась я. — Это же я, Лиза, не узнаешь? Я теперь никуда не денусь, спокойно будем жить.

Снежинка мой голос узнала, ко мне подошла, ладонь обнюхала, коротко мурлыкнула, потерлась о ноги. На шум вышла Надя. Анвар в дверях стоит, я не знаю, что с ним делать, обратно отослать неудобно, а сюда звать, ну, что я с ним делать буду? Он меня на дух не выносит. Надя все решила за нас.

— Это что, папаша пришёл? — спросила она, разглядывая его подслеповато. — Никак не русский? У-у-у, морда чёрная!

Анвар вспыхнул, я покраснела.

— Бабуль! — воскликнула я. — Нельзя так! Да и не папа это, просто кошек принёс!

Но со старушкой так просто было не сладить, с ней и моя бабушка- то не справлялась в свое время.

— Ишь, будет она тут нос воротить! Подумаешь, нерусский… Ладный зато какой смотри, здоровый. Не фыркай тут, так и будешь сидеть в девках! А ты давай на кухню иди, блины есть будешь.

Не спросила даже, перед фактом поставила. Анвар робко снял ботинки, пристроил их на коврике у входной двери и послушно пошёл блины есть, да так и остался.

Я Снежинке и её детёнышу обустроила уютное гнездышко, да только котёнку не сиделось там — вылазил и ходил обследовать комнаты, неумело косолапя и смешно оттопыривая чёрный хвостик. Снежинка след в след за ним ходила, чтобы с ребёнком ничего не случилось.

Так десять дней и пролетело. К Имрану меня не пустили больше, чему я даже стыдливо рада была. К нему хотелось до ужаса, до дрожи в коленках, но как с ним быть я не знала. Главное, пусть его вытащат обратно.

Верочку мне толком в руки не давали. Не развернуть, не завернуть, не потетешкать. Дни, когда мне позволяли её кормить из бутылочки, я считала удачливыми. И то, что из этой бутылочки она пила не смесь, а моё молоко — счастьем.

Вот сегодня принесли, а она у меня кричит так громко, как никогда. Лицо сердитое, сморщенное, красное, ротик беззубый открыт.

— Случилось что-то? — испугалась я.

— Голодные мы, — улыбнулась педиатр. — Очень голодные и это очень хорошо.

Я послушно потянулась за своей ёмкостью с молоком, но педиатр остановила моё движение жестом.

— Нет? — снова всполошилась я, я была такой же пугливой мамой, как Снежинка. — Ей не подходит молоко, нужна смесь?

Внутри все упало — мечтала кормить дочку своим молоком. Носом хлюпнула, чувствую, сейчас вместе с Верой и разревусь.

— Рубашку расстегивай, — велела врач.

Я расстегиваю, а руки трясутся от волнения. Дочку на руки приняла. Да, я пыталась её кормить грудью, но тогда она и не умела ещё, а теперь вон какая крикливая. А если не получится? Коснулась соском щеки, Вера голову повернула и сама его в рот взяла! Потом скривилась, правда, недовольно — на соску бутылочки привычной не похоже, но голод сделал свое, и она начала сосать. Она кушает, а я от волнения не дышу.

— Сосёт, — шёпотом говорю врачу. — Сосёт, смотрите!!!

— Сосёт, — подтвердила она. — Завтра выпишу вас, приезжайте к десяти с конвертом.