Собственность мистера Кейва

Как ты чувствуешь себя теперь, зная, что я был там, а ты даже не догадывалась? Твой ангел-хранитель, прилежно защищающий тебя от злых сил ночи. Это вызывает у тебя еще большую ненависть, не так ли?

О, прошу, Брайони, не нужно меня ненавидеть.

Я не смогу ни жить, ни умереть, пока ты ненавидишь меня. Прошу, пойми, я не осознавал, что творю, не понимал, что он был рядом и просто держался на расстоянии, насмехаясь над любовью, которая определяла каждое мое движение.

Синтия была сурова, мягко говоря. На самом деле, она пришла в ярость, узнав, что я ездил за вами в Лидс. Я ей, конечно, рассказал не все, но даже зная лишь самую малость, она мгновенно взбесилась.

Ты еще спала вместе с Имоджен в свободной комнате Синтии. Было около восьми утра, и мы с твоей бабушкой сидели за этим ее ужасным столом, а на нас глядели лица с театральных плакатов, репродукций Климта и ее собственных угольных набросков. В бунгало был ужасный бардак, даже по меркам самой Синтии. Она собирала все больше веточек и прутиков и рассовывала их по вазам, совершенно загромождая пространство. В корзине для фруктов гнил натюрморт – черные бананы и голубые мандарины, а художественности добавлял уложенный вместо скатерти номер «Телеграф».

Она завтракала, параллельно принимая боярышник и эхинацею, а также весь свой ежедневный рацион биодобавок, разбросав бутылочки и коробочки по всему столу. Я потягивал приготовленный ею кофе и старался игнорировать пульсирующую боль от невидимых ей синяков.

– Прости, Синтия, – сказал я, – но теперь я держу тебя на мушке.

Она быстро среагировала.

– Это я тебя держу, – ответила она, запивая последнюю таблетку большим глотком грейпфрутового сока. – Я меткая, и как ты ни бегай, тебе от меня не скрыться.

Мы ругались шепотом. Я помню, что она несла всякую психотерапевтическую чушь, которой набралась за годы работы детским психологом. Она цитировала мне Юнга, как раньше делала и ее дочь. Что-то о внутренних угрозах и их внешних проявлениях.

– Кроме того, – добавила она, – это была вечеринка для несовершеннолетних.

И тут я понял, что я не единственный взрослый, которому ты лжешь.

– Смею тебя заверить, что это не была вечеринка для несовершеннолетних, – сказал я. – Я видел, кто туда заходил. Некоторым было лет по тридцать.

Синтия нахмурилась.

– Ты уверен, Теренс?

– Абсолютно. Это был не детский вечер.

– Значит, придется с ней поговорить, – сказала она. – Когда проснется.

– Нет, – сказал я. – Нет. Не надо. Она не должна знать, что я там был. Прошу, Синтия, не говори ей, что я…

Он меня опередила.

– Нет, конечно, я не скажу. Но Теренс, ты должен перестать. Ты должен прекратить преследовать собственную дочь. Есть вещи, которых родителям просто не нужно знать.

Я потер глаза и дал сам себе фальшивое обещание.

– Хорошо, я не буду. Я буду сидеть в коконе неведения. Буду верить ее вранью и ничего не делать.

Я уставился на стену, на причудливо расписанных любовников Климта, сплетенных в вечных объятиях, и гадал, что же он значит для тебя. Этот Денни.

– Теренс, ты в порядке? – спросила Синтия после внушительной паузы.

– Не знаю. То есть, да. Да, я в порядке.

– Ты сам на себя не похож, – сказала она.

– И тем не менее, – ответил я, стараясь не думать о нашедшем на меня затмении и насилии, которое я совершил, – это все еще я.

Ее глаза придирчиво рассматривали меня, словно это был ненастоящий я. Поддельный Теренс.

– Ты сегодня спал?

– Подремал пару часиков, – ответил я, хотя и это было неправдой.

– И как ты собрался работать в магазине в субботу после всего двух часов сна?

– Не знаю, – сказал я.

– Я могу помочь тебе днем, но с утра мне нужно к врачу.

– К врачу?

Она печально уставилась на батарею баночек и скляночек с таблетками, выстроившуюся на столе.

– Ничего особенного. Плановый осмотр. Желудок. Ничего такого.

– Ну ладно, – сказал я и о деталях спрашивать не стал.

Хорошо помню, что именно тогда ты вышла из комнаты, бледная и всклокоченная, и отправилась в туалет.

– Брайони? – позвал я. И еще раз, резче: – Брайони!

Ты обернулась ко мне. Посмотрела устало и скрылась в ванной.

– Брайони!

Синтия неодобрительно нахмурилась и бросила мне через стол гневное:

– Теренс!!!

– Что?? – спросил я.

– Расслабься, – велела она мне, и потом повторила с нажимом. – Расслабься.

* * *

О ДА, тот случай на балконе.

Сейчас я уже могу определить тип покупателя по одному только звуку дверного колокольчика, раздающемуся, когда кто-то входит в магазин. Короткий звон обычно означает праздного туриста, который ничего не купит, более вялый звук чаще указывает на серьезного покупателя, который открывает дверь, двигая рукой с медленной осторожностью игрока в покер. Мне кажется, что дверные колокольчики со временем обрастают личностью, как и все предметы. Ты узнаешь их, они узнают тебя, и ваше общение становится максимально продуктивным.

Мы вернулись домой. Ты ушла к себе, потому что у тебя болела голова, а я остался в гостиной, изо всех сил навострив уши, чтобы выяснить, чем ты там занята. А потом услышал. Колокольчик. Звук был таким низким и мрачным, словно кто-то умер.