Собственность мажора

Я думаю, даже если бы у нас в доме жила немецкая овчарка, он бы не сразу заметил.

Многозначительно молчит, глядя в стену.

Там у стены стоит плюшевая фиговина, обмотанная шпагатом. Называет «когтеточка». Но что-то я уже насчёт подарка Алене не уверен. Она из вредности может мне эту штуковину в задницу затолкать, а это неудобно.

«Давай, злюка», – обращаюсь к ней ментально. – «Сдавайся и не выделывайся, все равно ты моя».

Мысль созрела окончательно не так давно, буквально на прошлой неделе, а сегодня укоренилась окончательно.

Кто бы мне сказал, что мое воображение будет покорено Аленой Морозовой, я бы в лицо того человека долго смеялся, а сейчас не смешно.

Мне совершенно не смешно. Вопросов больше, чем ответов.

Что мне с ней делать?

Взять себе или не взять?

Если возьму, что дальше?

Не знаю я, что дальше.

Что мне, расклад на десять лет вперёд дать?

Хочу ее себе, и все, а дальше разберёмся.

Хуже, чем полгода ловить на себе ее эти взгляды и психовать, потому что хочется ее поцеловать до одури, но не можется, не бывает. И если я увижу рядом с ней Колесова, я сверну ему шею. В этот раз сверну.

От злости рука сжимается в кулак.

Мне вроде не десять лет, и мы не в пятом классе, но реакция на этого дебила у меня всегда одна и та же. И это злит, потому что все это дерьмо я давно должен был перерасти.

– К Бродсманам поедем? – спрашивает отец, бросая на стул свой пиджак.

Мы у них уже лет десять Новый год встречаем. Не вдвоем же его встречать?

– Подарки же не покупали, – напоминаю я.

Ослабив галстук, он смотри на обеденный стол, в центре которого какое-то елочно-игрушечное украшение.

– Что с сессией у тебя? – спрашивает, усаживаясь на стул и закатывая рукава рубашки.

– Да вроде как обычно.

Как у меня может быть? Я ни одного экзамена кроме программирования в универе не сдавал, все автоматами. А вот по программированию у меня трояк, потому что…

В задницу.

Я привык кому-то не нравится. Так в школе было, и кто сказал, что в универе по-другому будет? Когда люди видят, что я умнее, они разбиваются на две категории – на тех, кто смиряется, и на тех, кто бесится. Я привык, что у меня кроме отца поддержки в жизни нет.

– Ладно, – вскрывает отец упаковку с сырной нарезкой. – Может игру посмотрим?

– Можно, – киваю, включая телек на кухне.

Достаю из кармана телефон и читаю сообщение от Леры: «Можешь приехать? Давай поговорим. Барков, я скучаю»

Делаю глубокий вдох, протирая глаз.

Я знаю, что она скучает.

Я знаю, что у нас «тяжелый» разрыв.

Я знаю, что мы оба не ожидали, что это случится, но это случилось.

«Лер, уже поговорили вроде», – пишу ей. – «Зачем встречаться? Только хуже будет»

В Лерку я, можно сказать, влюбился два года назад. С ней сразу было легко. Она никогда не ковыряла мне мозг, мы даже не ссорились никогда, потому что она как-то быстро под меня подстроилась, а это дело нелегкое.

Она мне дорога. Как человек, как девушка, как друг. Но я просто блин не могу больше с ней, потому что, как пубертатник, хочу себе другую.

Хотела меня? Получай.

Не знаю, что из этого выйдет.

Может вообще одуматься?

«Пожалуйста, Никит», – читаю я.

Твою мать.

«Ладно, подъеду», – отвечаю Лере, вставая.

– Отъеду на полчаса, – говорю отцу.

– Пульт дай, – просит, откидываясь на стуле.

Набрасываю пуховик и завязываю кроссы, забирая с полки ключи от машины. Оказавшись в салоне, отмеряю три минуты на прогрев двигателя.

Уже начало одиннадцатого.

Достаю телефон и стучу им по бедру, глядя на то, как из соседского двора выстреливает фейерверк.

Одуматься или нет?

Ладно, на фиг.

Снимаю блокировку и быстро пишу, прежде чем тронутся с места:

«Привет»

Во дворе Леркиного дома столпотворение. Повсеместные взрывы фейерверков нервируют нежную сигнализацию моей машины, а меня нервирует колея, которую цепляю днищем.

– Твою мать…

Торможу у подъезда, делая Лере дозвон. Идея снова встретиться совершенно тупая, но в нашу последнюю встречу она ревела, и я немного растерялся. Я не склонен к нежности. Она сказала, что меня любит.Я не смог сказать того же. Даже не смотря на это меня с ней все устраивало. До недавнего времени. До того момента, пока мне не стало критически необходимо быть уверенным в том, что Алена не отморозит свой тощий зад, когда стопроцентно застрянет в городе из-за мороза и своей глупости. И это помимо того, что мне, блин, бесконечно интересно – что творится в ее голове. Там у нее очень много розовых пони, но мне уже и на это пофиг.

Блин.

Закрыв глаза, делаю вдох.

Просто хочу, чтобы она была моей.

И даже перспектива того, что можно на веки вечные забыть о сексе, меня не парит. Я не сомневаюсь в том, что мой Олененок чистый неисписанный лист. Я не хочу ее напугать. Не хочу… черт.

Я не знаю, как с ней общаться. У нее бесячая потребность во всем мне перечить, и у нее всегда хватает на это ресурса. Кроме того случая неделю назад. Она плакала, и меня это до кишок пробрало.

В очередной раз велю себе одуматься, но на экране всплывает ответ на мое сообщение: «Привет».

Вздохнув, пишу: «Чем занимаешься?».

«А кто это?», – пишет она.

Чтобы не ходить вокруг да около, отвечаю: «Я».