Собственник

Следующим позвонил Гольданцев. Но тут я трубку брать не стал. Посмотрел на определитель номера, почувствовал легкий холодок в спине и вдруг осатанел! Что я, в самом деле, сижу тут, как суслик в норе и боюсь! Кого мне бояться?! Вот сейчас соберусь, пойду к Гольданцеву и прямо скажу ему, что дядин дневник не отдам, что сжег его по дядиной просьбе, которая для меня гораздо важнее, чем просьбы всех Гольданцевых, вместе взятых! Пусть делает, что хочет. Заслать ко мне своих отморозков, чтобы обшарили квартиру, как у Паневиной, он не сможет. Разве что через кровавый труп. Но дело это опасное, подсудное, начнутся разбирательства, и всплывут и Галеновы рукописи, и эликсиры… Мне терять нечего – я все расскажу. И про ограбленную Паневину тоже, и про воздействие на следователя. Упекут тогда Гольданцева, в лучшем случае, в психушку, и поделом ему!

Вдохновившись таким образом, я оделся под бесконечные телефонные трели и выскочил, демонстративно не захлопнув за собой дверь.

Кому и что я хотел доказать?

В квартиру к Гольданцеву позвонил, повторяя себе тысячный раз, что не должен ничего опасаться – никаких ручек и подозрительных пузырьков. Все скажу сразу, на пороге, и, если он попробует у меня перед носом что-то распылить, сразу уйду. Предупрежден, значит, вооружен. Мне с ним долгие беседы вести незачем.

Но, как это обычно со мной бывает, чем лучше продумано действие, тем вернее оно пойдет не так.

Гольданцев открыл дверь с самым любезным видом, затараторил что-то приветственное и, расшаркиваясь, потащил в комнату. При этом он все время норовил оставаться сзади, чтобы «протолкнуть» меня подальше от входа.

– А я вам звоню, звоню, Александр Сергеевич, а вы, вот он, сами изволили пожаловать. Рад, очень и очень рад…

– Вы зря радуетесь, – холодно сказал я, останавливаясь в некотором отдалении от стола с колбами. Сегодня их там стояло что-то особенно много. – Я пришел сказать вам, что дядин дневник нашел, но отдать его вам никак не получится.

– Это почему же?

– Потому что я его сжег, как просил Василий Львович. И теперь, зная по горькому опыту, как опасно игнорировать дядины просьбы, решил исполнить хотя бы эту.

Гольданцев натянуто улыбнулся.

– Чем же опасно, позвольте спросить?

– Дневник открыл мне глаза на многое, что раньше вызывало лишь смутное беспокойство, и теперь эта история перестала мне нравиться.

– Из чего я заключаю, что раньше она вам нравилась? – сощурился Гольданцев. – Ещё бы, все ведь было так хорошо! Квартира получила сказочную защиту от любого вторжения, и вы, при этом, отделались всего-то легким испугом и никчемной тетрадкой. Но теперь, когда пришла пора действительно платить по счетам, история вдруг перестает вам нравиться! Так, что ли?

– Думайте, как хотите, я вам все сказал…

– Нет, не все! Вы забыли сообщить самое главное – в чем состоит нейтрализатор Абсолютного эликсира! Извольте назвать формулу, и потом можете до конца своих дней презирать меня и все со мной связанное.

Я вздохнул и посмотрел на Гольданцева, как учитель на тупого двоечника, жмущегося у доски.

– Николай, э-э.., Олегович, вы, вроде, неглупый человек. Неужели вам до сих пор не ясно, что, коли нейтрализатор был найден, а те, кто его нашел, предпочли умереть, но не воспользоваться, значит, что? Значит, пользоваться им ни в коем случае нельзя!

– Это не вам решать!

– И не вам тоже! Это уже решили те, кто за свое право решать заплатили жизнью! Хотите оспорить последнюю волю собственного отца?

– Мой отец все бы мне рассказал, если бы его не настраивали против…

– Вероятно, вы сами и настраивали. Раньше я не мог понять, почему так было важно утаить результаты опытов именно от вас, но после визита к Валентине Григорьевне Паневиной, многое стало ясно.

Я думал, что Гольданцева эти слова как-то смутят, но он вдруг, по-змеиному тонко, улыбнулся и самодовольно сложил руки на груди.

– Значит, были уже у старой карги? Это она дала вам дневник, да? А заодно наплела, что это я подослал грабителей, чтобы разыскали дневник Калашникова в её квартире?

– Примерно так.

– Что ж, позвольте вернуть вам комплимент – вы тоже производили впечатление человека неглупого, но поверили выжившей из ума маразматичке. Интересно узнать, как все это выглядит в вашем воображении? Я бегаю по подворотням, ищу отморозков, разрешаю им вынести дурацкую коллекцию в обмен на … на что? Я же в глаза не видел этого дневника! Я просто знал, что существуют какие-то записи, где есть то, что мне нужно. Так что, ошиблись вы, Александр Сергеевич, забирать дневник из квартиры Паневиной я никого не просил. Иное дело ограбить её, чтобы поднялась хоть какая-нибудь шумиха в газетах и на телевидении. Мне нужно было хорошенько напугать вас…

Видимо, мое лицо сделалось глупым от изумления, потому что Гольданцев ухмыльнулся и продолжал дальше, весьма довольный произведенным эффектом.

– Я ведь давно наблюдаю за вами, Александр Сергеевич. И, знаете что скажу? Вы предсказуемы, как дождь, который уже идет. Публикация в журнале лишь подсказала мне способ, каким можно привлечь вас на свою сторону и забрать записи Калашникова у Паневиной…