Долго ль дышать еще мясом стеклянным?Коротко ль пить волоконную соль?Смертная скука! бессмертная скука!Долго ль извечная ночь коротка?Кто здесь такая распухла-разбухла,Вывернув нёбо из мрака ротка —Рябка татарская? девка-обидка?Борная мгла? заварная оса?Крыса крылатая каркнула швыдко,Обморок крестообразный неся. —Это не к нам, это к новым древлянамС оловом жарким обратный посол.—–Так что остались одни мы во мраке —Пусть никакое, а все торжество…Крестное имячко чёрно у Пряхи:Что же, теперь мы сознали его.Сколько сглотнул я оскользкого мяса,Сколько струящейся соли вдохнул,Прежде чем олово смертного часаВ якорь бессмертного часа вогнул.1990
II
Оn the drift; in the draft
I
От карлсбадской грязи до курильской гряды(Не гляди, коль решиться не хочешь ума)Опускается пани славянская тьма,Шевеля парашютные стропы.А от саклей саксонских до скал столбовых(И сюда не гляди, коль еще не обвык)Осторожно моргают косые рядыЭлектрических кладбищ Европы.Коробок заводной превращается в течьИ течет по ночному шоссе под уклон,В нем четыре жильца, помещенных угломМеж нетвердых стекольчатых створок.Полуспящий водитель не смотрит вперед,В подземельного мрака расстрелянный рот,А на заднем сиденье приходится лечь,Чтоб не вытек затылочный творог.
II
Л. Г.
Небесный начинается прилив,Колышутся медузы звезд все нижеИ – пылью лунной линзу запылив —Колеблют зренье в перископьем крыже.В поднебной лодочке катясь по дну,Почти проржавив крышу едкой пеной,Глядим на захребетную страну,Ошеломленную своей изменой.Хоть лучевою жижей и полныКолодези заoстренные башен,Но мы не знаем, так ли уж страшныОни тому, кто никому не страшен.Не так уж эти башни высоки…Но вавилонски небеса так низки,Что слышим плески ангельской трескиИ нам подглазья проедают брызги.Европа, опускается на твойСтеклянный дом, аквариум дыханья,Сей вавилонский сумрак паровой,Железного исполнен колыханья.Европа, опускается на нашСтеклянный домик, движущийся слепо,Вошедшее уже в последний ражКуреньями раскормленное небо