Мы к этому ее как удою притянем, Однако продолжать уроки наши станем.
(Читает.)
"Второе, надлежит Здорусту в ум вперить, Что брата как огня он должен удаляться, Чтоб он с таким врагом боялся говорить, Затем что Добров им везде привык ругаться. При этом искренним и дружным ты кажись, И если надобно, то честию божись".
Змеяд
Теперь до времени мы чтение оставим, Я чаю, мы из них комедию составим, В которую на смех давно вожу отца. Пускай поссорится с собакою овца: Их порознь разогнав, скорее их управим.
Стовид
И тем во свете мы умы свои прославим.
Змеяд
А я труды твои умею награждать. Однако некогда мне дале рассуждать, В театре нонкча комедию представят, В которой, слышал я, злоречие бесславят И вредными людьми почли клеветников. Все, право, станется от наших дураков, Которые людей великих ненавидят За то, что глупости и их беспутства видят.
Стовид
Да! подлинно такой писатель заслужил, Чтобы против него ты свет вооружил, Представил бы его отечества злодеем.
Змеяд
Добро! о этом мы искусно порадеем. Я слухи таковы во весь пускаю свет, Что нам комедии составлены на вред, Что ими от страстей не можно излечиться, Что льзя скорей по них порокам приучиться, Что нам о слабостях приличнее молчать, Чем века, ко стыду, пороки обличать. Умно, когда б стихи пиитам запретили, Чтобы людьми они как шашкой не шутили. Теперь кто в обществе чуть-чуть не так живет, За все ухватятся и выведут на свет.
Стовид
Пропали вы теперь, писателики бедны! Да как и не пропасть? вы добрым людям вредны, Ругаете вы нас!
Змеяд
Стой!.. Кто-то в дверь стучит.
Стовид
Мне тоже слышится; собака, знать, шерчит
(Слышен голос за дверьми.)
ЯВЛЕНИЕ 2
Те ж и Бумагон.
Бумагон
Позвольте мне войти, я раб ваш и приятель.
Змеяд
А! это Бумагон, наемный мой писатель. В сухом его мозгу идей ни малых нет, Он речи острые мои в стихи кладет И тако мне врагов злословить помогает. Из гривны для меня весь мир он разругает. Его как злобную собаку содержу, Чтоб лаяла, когда я лаять прикажу.
Стовид
Хотел бы посмотреть на зверя я такого.
Змеяд
(садясь)
Впусти его, вить нет в нем смаку никакого, И для того прилип к бездельным он стихам, Что больше ни к чему не годен по грехам.
Принес и всё я изготовил. Я песенкой того писачку позлословил, Которого вчера ругать велели мне. Такого ужаса ни в адском нет огне. Не так был грозен Зевс с детьми земными в брани, Не так Церберовы разительны гортани, Как страшны те стихи, которы я писал, Когда за вас творца комедии кусал.