Собрание сочинений в одном томе

— Ну ладно, поговорим завтра. В редакции. Если вы так хотите… Только я все-таки не пойму — почему так вдруг и так настойчиво? — спросил редактор или даже директор издательства.

— Мне это очень нужно! — Она больше ничего не сказала.

— Хорошо. До завтра!..

— Леночка! Пожалуйста, еще кофе, а то меня заговорят, и я усну. Теперь пошли в ход летающие тарелки или блюдца. Нужно немного топлива для отпора.

Лена снова пошла на кухню и снова вернулась.

Приглашенный бард настроил гитару и запел что-то отвечающее настроению и интеллектуальному уровню компании — что-то из фантастической жизни. Смешно. То и дело все дружно хохотали, а он в это время делал проигрыш. Потом спел что-то фрондирующее, а потом начал разговаривать с какой-то женщиной, которая смотрела на него во все глаза, и хотя пел он самозабвенно, но взгляд засек.

Снова возникли разговоры, все забыли про барда, и он незаметно ускользнул с женщиной, которой взгляд так безошибочно засек. Так сказать, ушел по-английски.

У стеллажа с книгами стоял человек в очках, мрачный и неприятный. Его никто не знал, и кто его пригласил — тоже никто не знал, а он то и дело вытаскивал книги, выбирал их, видимо, по истрепанным корешкам, и тут же, раньше чем взглянуть на название, смотрел на штемпель с ценой.

Выбрал он тома три, вероятно, самых дорогих, и спросил у Лены:

— Можно я возьму почитать?

Она рассеянно взглянула на книги и спросила:

— А зачем вам словарь? Он же по технике…

— Мне нужно, — ответил очкарик не моргнув глазом.

— Возьмите, — она пожала плечами, — только, пожалуйста, верните скорее.

— Непременно. — Он тут же завернул книги в газету и ушел.

— Кто это? — спросила Лена.

Все в недоумении переглянулись, но никто не ответил.

— И все-таки это потрясающе! — любитель чудесного не унимался. — Его фотографируют через свинцовый экран — и на снимке появляются его мысли.

— Нитка, обязательно есть нитка. — Скептик оглянулся и снова попросил кофе.

— Вы же не сможете спать! — ужаснулась Лена.

— Для того и стараюсь.

Две хохотливые девицы были заняты сплетнями — кто с кем живет, кто к кому ушел — и на чем свет ругали какую-то Марину, что она стерва, но — красивая стерва.

Иногда выпивали, но без тостов, кто когда хочет. Было непринужденно и скучно. Играл магнитофон, который никто не слушал.

Какой-то физик не то математик ругал Италию и все время плевал.

— Рестораны, — говорил он, — тьфу! Магазины, — говорил он, — тьфу!

Ему никто не верил.

Виктор Евгеньевич встал и откланялся, потом все собрались разом и ушли. Лена оглядела поле битвы и не стала ничего убирать: устала. Погас свет.

Утром она ходила в халатике — мыла посуду, выбрасывала окурки, — и теперь можно было рассмотреть симпатичную однокомнатную квартиру с высокими потолками, и что она со вкусом отделана и обставлена, и много книг, и фотография смеющейся белобрысой девчурки, и что нет мужских вещей, а значит, нет и мужчины в доме. Лена быстро привела все в порядок и позвонила кому-то.

— Здравствуй, — сказала она. — Это я!.. Вчера никак не могла… Много всякого народа… Он тоже был… Сегодня в редакции решим… Конечно… Там, где обычно… Пожалуйста, не груби… Я — как обычно… Ну что мы будем — по телефону! Увидимся — и ты все-все выскажешь… Я тебя тоже. Все?.. Ага.

Она оделась и, даже не поглядев в зеркало, ушла.

Ленинградский проспект. Днем. Много народа, машин, и цветы у метро.

Лена подошла к высокому человеку с нервным лицом, и человек сказал вместо приветствия:

— Опять опаздываешь. Раньше этого не случалось.

— Раньше ты бы сказал мне «здравствуй» и вытянул из-за спины цветы, — ответила Лена.

— Здравствуй. — Николай (так его звали) вытянул из-за спины цветы: — Это тебе.

— Как мило, — сказала она. — Мило, но поздно. Настроение ты мне уже испортил.

— Ты мне его испортила месяц назад, и с тех пор доводишь дело до конца. Ладно, идем. — Он взял ее за плечо, высокий и злой, и повел вдоль тротуара.

Им почему-то уступали дорогу.

— Поговорим мы когда-нибудь нормально, без подтекста? — спросил он.

— И без злобы, — сказала она. — Конечно, поговорим. Что тебя интересует?

— Все! Когда ты выйдешь за меня замуж? Что с тобой происходит этот месяц? Почему ты никогда не приглашаешь меня к себе, даже когда у тебя друзья? И еще двадцать два вопроса — список забыл дома, но пока хватит трех.

Она ответила очень серьезно:

— Но на это не хватит твоего обеденного перерыва, и потом, я должна подумать. Может быть, потом?

— Никаких потом. — Он остановился и, жестикулируя обеими руками с растопыренными пальцами, выпалил: — Сейчас! Здесь! Когда ты выйдешь за меня замуж?

— Не знаю.

— Так! Раз. Что с тобой происходит?

— Не знаю.

— Так! Два. Почему…

— Не знаю. — Она не дала ему закончить и повторила: — Не знаю.