Собрание сочинений в 9 тт. Том 5

И вот пришло новое письмо. Но застреленная бабушка уже не могла его прочесть (Грамби в тот день сделал возвратную петлю на Джефферсон, и мы с Ринго, преследуя его, завернули домой на ночевку — и нашли это письмо там, переданное от миссис Компсон), а Ринго и я не сразу взяли в толк, что тетя Луиза хочет сказать на шести обойных страницах, хотя на этот раз тетя Луиза не плакала на ягодные буквы — слишком быстро, по догадке Ринго, писала:

Дорогая сестра!

Думаю, что для тебя это будет таким же сюрпризом, как для меня, и лишь молитвенно надеюсь, что не будет таким же страшным потрясением, — но нет, естественно, не будет, — ведь ты ей всего лишь тетка, а я мать. Но не о себе я сокрушаюсь, ибо нам, женщинам, матерям, южанкам, выпало на долю за четыре этих года научиться выносить все на свете. Но когда подумаю о муже, который отдал жизнь, отстаивая заветы мужской отваги и женской чистоты, и теперь смотрит с небес на дочь, поправшую то, ради чего он пожертвовал жизнью, и когда подумаю о сыне-сироте, который спросит меня когда-нибудь: «Разве мало было жертвы, принесенной отцом? Как мог позволить Бог, чтобы дочь такого мученика и героя погубила свое доброе имя…»

И в таком духе все письмо. Ринго держал пучок сосновых веток, а я читал при их огне, но пришлось зажечь новый пучок, добравшись всего только до сетований о том, что Гэвин Брекбридж пал в бою при Шайло[42] и они с Друзиллой не успели даже пожениться, и что Друзилле уготована была наиславнейшая для южанки участь — быть невестой-вдовою полегшего костьми за святое дело, — и что Друзилла не только отвергла эту честь, не только стала падшей, опозорившей память родителя, но и живет теперь в блу… — тетя Луиза не хочет и произнести это слово, но бабушка сама поймет, хотя слава еще Господу, что отец с Друзиллой не в кровном родстве, что Друзилла не ему самому, а покойной жене его двоюродная сестра. Так что Ринго зажег второй смолистый пучок, и мы разложили листы на полу и тогда лишь добрались до сути, до строк о том, как Друзилла полгода пропадала где-то, давая о себе лишь весточки, что жива, и вдруг однажды вечером явилась в хижину, где живут теперь тетя Луиза с Денни, — вошла и (дальше подчеркнуто) не просто в мужской одежде, а в солдатской форме рядового и рассказала им, что уже полгода служит у отца в эскадроне и ночует в окружении спящих мужчин и даже палатки для себя с отцом не ставит, если нет дождя; и как Друзилла не только не выказала стыда и раскаяния, но даже сделала вид, будто не понимает, о чем тетя Луиза ведет речь; и как в ответ на слова тети Луизы, что Друзилла с отцом немедленно должны обвенчаться, Друзилла сказала: «Неужели ты не можешь понять, что я уже похоронила жениха в эту войну, что я устала хоронить? Что я пошла солдатом в эскадрон к кузену Джону не мужа чтобы подцепить, а северян бить?» И как тетя Луиза ей на то сказала: «Ты хоть кузеном не называй Джона при чужих людях».

2