Ординарец прошелся взглядом по написанному.
— Если столько негров заберут, то генерал, по-моему, будет рад дать в придачу и вдвое больше мулов с серебром.
— Теперь иду к генералу, — сказал полковник Дик.
И вот (через сколько времени, уж не знаю — я спал) мы опять едем. Меня и Ринго разбудили, и мы сидим снова в повозке, две армейские лошади везут ее по той широкой длинной улице, и с нами не полковник Дик, а уже другой офицер. Подъехали к целой горе сундуков и сундучков. А за ней — огороженная канатами площадка, в там полно мулов, а сбоку площадки стоят, ждут чуть не тысяча негров — взрослых и детей, — и мокрая одежа на них уже высохла. И опять все замелькало густо — бабушка в повозке, с широко раскрытыми теперь глазами, и лейтенант читает по бумаге, и солдаты вытаскивают сундуки из кучи.
— «Десять сундуков, перевязанных пеньковой веревкой», — читает лейтенант. — Готово?.. Сто десять мулов, сказано тут. «Пойманных близ Филадельфии[28], штат Миссисипи». Давайте сюда этих миссисипских. И недоуздки чтоб на них веревочные.
— Миссисипских не наберется сто десять, — говорит сержант.
— Давай сколько есть. Побыстрей. — Повернулся к бабушке: — А вон ваши негры, сударыня.
Бабушка смотрит на него, широкоглазая, как Ринго. Подалась слегка назад, прижала к груди руку.
— Но это не… они не…
— Не все они ваши? — говорит лейтенант. — Знаю. Генерал велел отдать вам еще сотню и спасибо сказать.
— Но это не… Мы не… — бабушка опять.
— Она и дом тоже хочет обратно, — говорит сержант. — Домов у нас нету, мамаша. Придется уж вам ограничиться сундуками, неграми и мулами. Все равно дом на телеге не поместится.
Мы сидим, а они грузят на повозку эти десять сундуков. Еле уместили. Приладили еще пару вальков с постромками, впрягли четверку мулов.
— Кто тут умеет править четверней, выходи сюда, — говорит лейтенант.
Один из негров, вовсе нам незнакомый, вышел и поднялся на сиденье рядом с бабушкой, А из загородки, позади нас, солдаты выводят мулов.
— Хотите посадить на них часть женщин? — спрашивает лейтенант.
— Да, — бормочет бабушка.
— Давайте садитесь, — говорит лейтенант. — По одной на мула, не больше чтоб. — Протянул мне бумагу. — Держи. Тут брод есть милях в двадцати вверх по реке; там и переправитесь. И поторапливайтесь, пока остальные негры не решили пойти с вами.
Всю ночь до рассвета мы ехали, везли десять этих сундуков, а позади шли мулы и вся наша армия негров. Бабушка, в шляпке миссис Компсон и с зонтиком в руке, сидела рядом с незнакомым негром. Не шевелилась, но и не спала — когда развиднелось, сказала:
— Останови мулов.
Повозка стала. Бабушка обернулась ко мне: — Дай-ка взглянуть, что в этой бумаге.
Мы развернули бумагу, глядим на четкий почерк:
Полевой штаб
…ого армейского корпуса, Теннессийский военный округ, 14 августа 1853 г.
Смотрим друг на друга в сером свете.
— Теперь небось погоните их возвращать, — сказал Ринго.
Бабушка поглядела на меня.
— У нас же будет еда для них и корм, — сказал я.
— Да, — сказала бабушка. — Я ведь не лгала, не путала. Ты и Ринго слышали. Это рука Господня.
Мы сделали привал, проспали до полудня. Днем доехали до брода. Стали уже спускаться с кручи — и вдруг увидели, что там внизу расположился конный эскадрон. А назад поворачивать поздно.
— Они хватились и вдогонку — и загородили переправу, — сказал Ринго.
Поворачивать поздно; уже к нам едут офицер с двумя солдатами.
— Я скажу им все как было, — говорит бабушка. — Мы тут неповинны.
Она сидит, опять уже прижав руку к груди, подавшись слегка назад, а другой рукой протягивая бумагу навстречу подъехавшим. Офицер плотный такой, краснолицый; оглядел нас, взял бумагу, прочел и принялся ругаться. Сидит на лошади, ругается, а мы смотрим на него.
— Сколько у вас не хватает? — говорит.
— Сколько у нас чего?.. — переспрашивает бабушка.