Мы побежали все втроем. Бабушка крикнула нам вслед, и я, вернувшись, положил зонтик в повозку, сказал: «Да, мэм!» — и припустил за Денни и за Ринго по дороге, мы взбежали вместе на бугор, и оттуда стало уже видно. Когда мы с бабушкой гостили здесь, железную дорогу мне показывал именно кузен Денни, а он был еще мал совсем, и Джингусу пришлось нести его. Я в жизни не видал ничего прямей, чем эта железная дорога, — она шла ровно, тихо, чисто длинным-длинным просветом, просеченным через лес и грунт, и была вся полна солнцем, как река водой, — только прямей любой реки, и с обровненными, стройными, гладкими шпалами, и солнце блестело на рельсах, как на двух паутинных нитях, протянутых вдаль за предел видимости. Она была опрятная и чистая, как двор за хибарой Лувинии, когда та подметет его утром в субботу, и эти две нити-струнки (слишком хрупкие, казалось, не способные нести на себе груз) бежали прямо, быстро и легко, словно бы разгоняясь для прыжка куда-то за край света.
Джингус знал, когда проходит поезд; он привел меня за руку, а кузена Денни принес на плече, мы постояли между рельсами, Джингус указал нам, откуда придет поезд, а затем показал, где вбил в землю колышек, — и как доползет до него тень от сухой сосны, так и гудок загудит. Отойдя туда, мы следили за тенью и вот услыхали гудок; прогудев, зашумело все громче и громче, а Джингус подошел близко к рельсам, снял шляпу с головы и вытянул руку со шляпой, повернув к нам лицо и крича: «Глядите! Глядите теперь!» — и без звука шевеля губами, когда голос заглушило поездом. И поезд прогрохотал мимо. Просека заполнилась вся дымом, шумом, искрами, взблесками пляшущей меди — и снова опустела, и лишь старая Джингусова шляпа катилась вдоль пустой колеи вслед за составом, подпрыгивая, как живая.
Теперь же я увидел что-то, издали похожее на черные соломины, собранные частыми кучками, и, сбежав на просеку, мы увидели, что это шпалы вынуты из колеи, сложены в кучи и сожжены. А кузен Денни опять закричал:
— Бежим глядеть, что они сделали с рельсами!
Янки отнесли их в лес; должно быть, человек четверо-пятеро брали там каждый рельс и гнули вокруг дерева, как зеленый кукурузный стебель вяжут на тележный стоячок. И тут Ринго тоже заорал:
— Это чего? Это чего такое?
— По этим рейкам идет поезд, — орет Денни в ответ.
— Идет то есть сюда и вертится кругом деревьев, как белка? — не понимает Ринго.
Но тут мы услыхали конский топот и, обернувшись, успели увидеть, как из леса выскакал Боболинк и махнул через дорогу снова в лес, точно птица, — а в седле, мужской посадкой, кузина[24] Друзилла — прямая, легкая, как ивовая ветка на ветру. Она слывет лучшей наездницей в крае.
— Это Дру! — заорал кузен Денни. — Бежим домой! Она ездила к реке — глядеть на негров! Бежим!
И понесся, а за ним Ринго. Я еще торчащих труб не миновал, а они уже у конюшни. Я вбежал туда — кузина Друзилла расседлала Боболинка и обтирает его мешковиной. А кузен Денни опять орет:
— Ну и чего ты видела? Что они там делают?
— Дома расскажу, — ответила Друзилла. И тут увидела меня. Ростом она невысока; это осанка и походка делают ее выше. На ней мужские брюки. Лучше ее нет наездницы в крае. Когда мы гостили здесь в то предвоенное Рождество, Гэвин Брекбридж только что подарил Друзилле Боболинка, и на Гэвина с Друзиллой любо было смотреть; Джингус говорил, что другой такой пары не найти ни в Алабаме, ни в Миссисипи; да мы и без Джингуса знали. Но они так и не поженились — Гэвин был убит в сражении при Шайло[25].
Она подошла, положила руку на плечо мне.
— Здравствуй, — сказала. — Здравствуй, юный Джон Сарторис. — Поглядела на Ринго. — А это Ринго? — спросила.
— Так меня вроде кличут люди, — сказал Ринго. — А что с железной дорогой сталось?
— Здравствуй, как поживаешь? — сказала Друзилла.
— Скрипим помаленьку, — сказал Ринго. — Так что с дорогой сталось?
— Расскажу и об этом, — сказала Друзилла.
— Давай дочищу Боболинка, — сказал я.
— Дочистишь? А ты постоишь, Боб? — спросила она, приблизив лицо к голове Боболинка. — Дашься кузену Баярду обтереть? Ну, увидимся в комнате. — И ушла.
— Вам, я думаю, крепко пришлось прятать этого коня, когда здесь янки были, — сказал Ринго.