— Никогда больше не будем оставлять друг друга.
— Я не скучал. Нам было весело.
— Обещай. Обещай мне, Бори.
Его звали Бенбоу по ее девичьей фамилии.
— Ладно.
Айсом, облаченный в парусиновую куртку, подал им ужин и вернулся на кухню.
— Она не стала ужинать? — спросила Элнора.
— Нет, мэм, — отвечал Айсом. — Сидит себе там в темноте у окна. Говорит, что не хочет ужинать.
Элнора взглянула на Сэди.
— Когда ты заходила в библиотеку, что они там делали?
— Они с мисс Нарциссой разговаривали.
— Когда я пришел звать их ужинать, они все еще разговаривали, — сказал Айсом. — Я же тебе говорил.
— Знаю, — отозвалась Элнора. Голос ее звучал не резко. Но и не ласково. Просто повелительно, мягко и холодно. — А о чем они разговаривали?
— Откуда мне знать, мэм, — ответил Айсом. — Ты же сама меня учила никогда не слушать, о чем белые люди разговаривают.
— О чем они разговаривали, Айсом? — спросила Элнора. Она смотрела на него сурово, пристально, властно.
— О том, что кто-то выходит замуж. Мисс Дженни сказала: «Я тебе говорила, что я тебя не осуждаю. Такая молодая женщина. Я хочу, чтоб ты вышла замуж. Не делай так, как я», — вот что она сказала.
— Бьюсь об заклад, что она замуж собирается, — заметила Сэди.
— Кто замуж собирается? Она, что ли? — сказала Элнора. — Чего ради? Разве она откажется от того, что у нее есть здесь? Нет, тут что-то не то. Хотела бы я знать, что в этом доме всю неделю делается… — Голос ее прервался, она повернула голову к двери, словно к чему-то прислушиваясь. Из столовой доносился голос молодой женщины. Но Элнора, казалось, слышала за этими звуками нечто совершенно другое. Потом она вышла из комнаты. Она не торопилась, но ее широкие бесшумные шаги вынесли ее из виду так неожиданно, словно она была статуей, которую увезли со сцены на колесах.
Она тихо прошла через темный холл и миновала дверь в столовую так тихо, что двое за столом ничего не заметили. Они сидели совсем рядом. Наклонившись к мальчику, женщина что-то говорила. Элнора беззвучно пошла дальше — сгусток теней, на фоне которого плыло, словно отделившись от тела, чуть более светлое лицо и едва поблескивали белки глаз. Не доходя до двери в библиотеку, она остановилась — невидимая, бесшумная; на ее почти растаявшем во тьме лице вдруг загорелись глаза, и она медленно, монотонно, негромко запела: «О боже, о боже». Потом шевельнулась, быстро подошла к двери в библиотеку и заглянула в комнату, где у мертвого окна сидела старуха, обозначенная лишь слабым мерцанием белых волос, — как будто все девяносто лет жизнь медленно уходила вверх по ее сухощавому, стройному телу, но прежде чем выйти из него навсегда, на короткое сумеречное мгновенье замешкалась где-то возле ее головы, хотя самая жизнь уже прекратилась. Элнора смотрела в комнату всего одно мгновенье. Потом она повернулась и быстрым бесшумным шагом направилась к дверям в столовую. Женщина, наклонившись к мальчику, все еще говорила. Они не сразу заметили Элнору. Высокая, она стояла в дверях, точно посередине. Лицо ее было непроницаемо; казалось, она ни на кого не смотрит, ни к кому не обращается.
— Шли бы вы поскорей, что ли, — произнесла она этим своим мягким, холодным, повелительным голосом.
ДЫМ