Собрание сочинений в 9 тт. Том 4

Потом, три дня спустя, Нарцисса предприняла свою внезапную и таинственную поездку в Мемфис и ночевала там две ночи — а ведь с тех пор, как у нее родился сын, она никогда даже на одну ночь его не оставляла. Она уехала без всяких объяснений и вернулась тоже без всяких объяснений, и теперь старуха увидела, что они с мальчиком идут по саду и что одежда на них мокрая, как будто они искупались в ручье.

Она узнала обо всем от мальчика. Он вошел в комнату уже переодетый, волосы у него еще не просохли, но были аккуратно причесаны. Когда он вошел и приблизился к ее креслу, она не произнесла ни слова.

— Мы были в ручье, — сказал он. — Мы не плавали. Просто сидели в воде. Она хотела, чтоб я показал ей место, где плавают. Но мы не плавали. Она, наверно, не умеет. Мы просто сидели в воде одетые. Весь вечер. Она так хотела.

— Ах, вот оно что, — отозвалась старуха. — Хорошо. Это, наверно, очень весело. Скоро она сойдет вниз?

— Да, мэм. Как только переоденется.

— Хорошо. Ты еще можешь погулять до ужина.

— Я бы лучше посидел с вами, если хотите.

— Нет. Ступай в сад. Я подожду, пока придет Сэди.

— Ладно. — Он вышел из комнаты.

Закат догорал, и окно медленно таяло во мгле. Серебряная, точно какой-то неподвижный предмет на комоде, голова старухи тоже таяла во мгле. Редкие цветные стекла, обрамлявшие окно, грезили, постепенно тускнея. Все еще сидя в кресле, она вскоре услышала, как жена ее племянника спускается вниз по лестнице. Она сидела очень тихо и смотрела на дверь до тех пор, пока молодая женщина не вошла в комнату. Крупная, в белом платье, лет за тридцать, она казалась скульптурой выше человеческого роста.

— Зажечь вам свет? — спросила она.

— Нет, — отвечала старуха, — пока не надо.

Она сидела в своем кресле — неподвижно, прямо — и смотрела, как молодая женщина идет по комнате в величаво ниспадающем белом платье — словно кариатида, сошедшая с фасада античного храма.

— Это все из-за тех… — начала она, садясь.

— Подожди, — перебила ее старуха. — Подожди, пока ты еще не начала. Жасмин. Слышишь, как он пахнет?

— Да. Это все из-за…

— Подожди. Этот запах всегда появляется примерно в один и тот же час. Он появился в этот же час в июне пятьдесят семь лет назад. Я привезла их в корзинке из Каролины. Помню, как в тот первый год, в марте, я однажды всю ночь напролет жгла газеты возле их корней. Слышишь, как он пахнет?

— Да.

— Если речь идет о замужестве, то я тебе уже говорила. Я еще пять лет назад говорила тебе, что не стану тебя осуждать. Ты молодая женщина, вдова. Даже несмотря на то, что у тебя ребенок, я сказала тебе, что ребенка еще мало. Я говорила, что не стану осуждать тебя, если ты не поступишь так, как поступила я[14]. Ведь говорила?

— Говорили. Но пока до этого еще не дошло.

— А до чего дошло? — Старуха сидела прямо, слегка откинув назад голову, и ее тонкое лицо таяло в сгущавшихся сумерках. — Я не стану тебя осуждать. Я тебе об этом говорила. Ты не должна считаться со мной. Моя жизнь кончена, мне теперь немного надо, и все это могут сделать негры. Ты обо мне не думай, слышишь?

Молодая женщина молчала, тоже недвижимая, безмятежная; голоса их, казалось, превращались в нечто осязаемое, не имеющее никакой связи с их ртами и со спокойными, тающими во мгле лицами.

— А теперь расскажи мне, в чем дело, — сказала старуха.

— Это все из-за тех писем. Это было тринадцать лет назад, помните? До того, как Баярд вернулся из Франции, еще до того, как вы узнали о нашей помолвке. Я показала вам одно письмо, и вы хотели дать его полковнику Сарторису, чтоб он нашел того человека, который его написал, а я не соглашалась, и тогда вы сказали, что порядочная женщина не может позволить себе получать анонимные любовные письма, даже если ей очень хочется.

— Да. Я говорила — лучше рассказать всему свету, что порядочная женщина получила такое письмо, чем позволить, чтоб один мужчина втайне думал про нее так и оставался безнаказанным. Ты тогда сказала, что сожгла это письмо.

— Я солгала. Я его сохранила. А потом получила еще десять. Я не сказала вам из-за тех ваших слов насчет порядочной женщины.

— Вот как, — сказала старуха.

— Да. Я их все сохранила. Я думала, что спрятала их в такое место, где их никто не найдет.

— И ты их перечитывала. Время от времени ты их вынимала и перечитывала.

— Я считала, что они спрятаны. А потом, помните, в тот вечер, когда мы с Баярдом поженились, кто-то забрался в наш городской дом, и в ту же ночь этот бухгалтер из банка полковника Сарториса украл деньги и сбежал[15]. На следующее утро писем не оказалось на месте, и тогда я поняла, кто их писал.

— Да, — сказала старуха. Она не шевелилась, и ее тускнеющая во мгле голова казалась каким-то неодушевленным серебряным предметом.