Собрание сочинений в 9 тт. Том 1

Его гладкое пустое лицо стояло перед ней, словно луна, пустое, как обещание. Потом на нем появилось что-то вроде выражения.

— Черт, да ты же обещала вечером покататься со мной. Что теперь будет?

— Ничего не будет! Дональд приедет домой — и всё!

— Значит, для нас все кончено?

Она посмотрела на него, потом быстро отвела глаза. Странно, как чужие слова вдруг помогли понять, что значит возвращение Дональда и все неизбежные последствия. Она молча кивнула, чувствуя себя несчастной и беспомощной.

Он высунулся из машины, схватил ее за руку.

— Садись скорей! — скомандовал он.

— Нет, нет, нельзя! — Она упиралась, пытаясь вырвать руку. Он крепко сжал ее запястье. — Нет, нет, пусти меня! Мне больно!

— Так тебе и надо! — буркнул он. — Садись!

— Перестань, Джордж, пусти! Меня там ждут!

— Когда же мы увидимся?

У нее задрожали губы.

— Ах, не знаю! Ну, пусти же меня, пожалуйста! Разве ты не видишь, как мне плохо? — Глаза у нее стали синими, темными; солнце смело очертило напряженный поворот тела, тонкую твердую руку. — Пусти, пожалуйста!

— Сама сядешь или мне тебя поднять и посадить силком?

— Сейчас я заплачу! Пусти меня, слышишь?

— О черт! Прости, малыш, ей-Богу я не хотел. Мне бы только видеться с тобой. Все равно нам надо видеться, даже если все кончено. Ну, поедем, я же тебя никогда не обижал!

Она сразу успокоилась:

— Хорошо, объедем квартал, только разик. Мне надо туда, к ним. — Она поставила ногу на подножку. — Обещаешь?

— Ясно. Раз объедем — и все. Не хочешь — так я тебя насильно похищать не буду.

Она села в машину и, отъезжая, быстро взглянула на дом. В окне виднелось лицо, круглое, любопытное.

4

Джордж повернул и въехал в тихий, обсаженный деревьями переулок между высокими стенами, увитыми жимолостью. Он остановил машину, но Сесили сразу сказала:

— Нет, нет, Джордж, поезжай!

Но он выключил мотор.

— Пожалуйста! — повторила она.

Он повернулся к ней.

— Сесили, это все нарочно?

Она включила зажигание, попыталась достать ногой стартер. Он схватил ее руки, сжал.

— Посмотри на меня!

Ее глаза снова угрожающе налились синевой.

— Ты меня обманула, скажи?

— Сама не знаю. Ах, Джордж, все это так неожиданно. Там, когда мы про него говорили, казалось, как замечательно, что Дональд возвращается, хотя с ним приехала эта женщина, и вообще быть невестой такого знаменитого человека — ох, ты знаешь, мне показалось, что я даже люблю его, что все так и надо. А теперь… И вообще я еще не хочу выходить замуж. И его так долго не было. И он ехал ко мне, — а сам связался с другой женщиной… Не знаю, не знаю, что мне делать. Я… Я сейчас заплачу! — И вдруг она уронила руку на спинку сиденья, уткнулась лицом в согнутый локоть.

Он обнял ее за плечи, пытаясь притянуть к себе. Но она уперлась ему руками в грудь.

— Нет, нет, отвези меня назад!

— Слушай, Сесили!

— Не смей! Разве ты не понимаешь: я с ним обручена! Наверно, он завтра захочет обвенчаться — и мне придется выйти за него!

— Да как ты можешь! Ты же его не любишь!

— Но я должна, понимаешь, должна!

— А ты его любишь?

— Отвези меня к дяде Джо, пожалуйста, слышишь?

Но он оказался сильнее, и наконец ему удалось обнять ее, почувствовать под платьем эти тонкие косточки, это хрупкое напряженное тело.

— Ты его любишь? — повторил он.

Она зарылась лицом в его куртку.

— Смотри на меня! — Но она заупрямилась, и он, просунув руку под ее подбородок, силой поднял ее голову. — Любишь его?

— Да, да! — крикнула она, глядя на него. — Поезжай назад!

— Ты врешь. Ты не выйдешь за него замуж.

Она уже плакала:

— Нет выйду. Я должна. Он так считает, и дядя Джо так считает. Говорю тебе: я должна!

— Да как же ты можешь, малыш, милый? Ты же любишь меня, меня! Ведь любишь, правда? Значит, ты не можешь за него замуж! — (Она уже не вырывалась и горько плакала, прижавшись к нему.) — Ну, скажи, скажи скорее, что ты за него не выйдешь.

— Нет, Джордж, не могу, — сказала она безнадежно. — Неужели ты не понимаешь, что я должна выйти за него?

Они крепко прижались друг к другу, такие юные, такие несчастные. Сонный день окружал их в пустом переулке. Даже воробьи, казалось, осовели, и голуби кружили вокруг церковного шпиля, далекие, однообразные и скучные, как дремота. Она подняла голову.

— Поцелуй меня, Джордж!

Он ощутил вкус слез; их лиц коснулась прохлада. Она откинула голову, всматриваясь в его глаза.

— Это в последний раз, Джордж!

— Нет! Нет! — Он обнял ее еще крепче.

Она попробовала сопротивляться, потом сама горячо поцеловала его.

— Милый!

— Милая!

Но она уже выпрямилась и стала вытирать глаза носовым платочком.

— Фу, теперь мне стало легче. Отвезите меня домой, добрый господин!

— Но, Сесили… — возмутился он, пытаясь снова поцеловать ее.

Она спокойно отвела его голову.

— Больше никогда, все! Отвези меня домой, будь умницей!

— Но, Сесили!..

— Хочешь, чтобы я пошла пешком? Это просто, сам знаешь, тут недалеко!

Он завел машину и поехал в тупом ребяческом отчаянии. Она приглаживала волосы, ее пальцы, белея, расцветали в них. Машина вышла на ту улицу. Когда Сесили выходила у ворот, он сделал последнюю отчаянную попытку:

— Сесили, Бога ради!