Собрание сочинений в 9 тт. Том 1

— Все это глупости, — вмешался ректор. — Миссис Пауэрс просто видела его утомленным, в дороге. Я уверен, что завтра же он будет другим человеком.

— Надо надеяться, — сказала миссис Пауэрс с внезапной усталостью, вспоминая его измученное лицо, этот чудовищный шрам, эту равнодушную покорность непрестанной тупой боли и убывающим душевным силам. «Слишком поздно, — подумала она с инстинктивным предвидением. — Рассказать им про шрам? Предотвратить истерику, когда эта… это существо (она плечом чувствовала прикосновение девушки), увидит его. Нет, не надо, — решила она, глядя, как ректор огромными шагами, как лев, меряет комнату, охваченный недолговечной радостью. — Какая же я трусиха. Лучше бы приехал Джо: он должен был догадаться, что я все испорчу».

Старик протянул фотографию. Миссис Пауэрс взяла ее: тонколицый, как лесное существо, в страстной и напряженной безмятежности фавна; и эта девушка, прислонившаяся к крепкой, как дуб, руке старика, думает, что она любит этого мальчика — во всяком случае притворяется, что любит его. «Нет, нет, не буду злой кошкой… Может быть, она и любит его — насколько она вообще способна кого-нибудь любить. Как романтично: потерять своего любимого — и вдруг он неожиданно возвращается в твои объятия! Да еще летчиком! Повезло же этой девочке, ей легко играть роль Даже Бог ей помогает. Ты злая мошка! Просто она красивая и ты ей завидуешь. Вот что с тобой делается, — подумала она с горькой усталостью. — Больше всего меня злит, что она воображает, будто я за ним гоняюсь, будто я в него влюблена. Да, да, я люблю его! Мне бы только прижать его бедную, искалеченную голову к груди, так, чтобы он никогда, никогда больше не проснулся… О черт, какая страшная путаница! И этот унылый толстяк в чужих брюках уставился на нее, даже не мигнет, а глаза желтые, как у козла. Наверно, она с ним проводит время».

— …ему было тогда восемнадцать лет, — говорил ректор. — Никогда не хотел носить ни шляп, ни галстуков, мать никак его не могла заставить Бывало, уговорит его одеться как следует, и все равно, даже в самых торжественных случаях, он вечно являлся без галстука.

Сесили потерлась о рукав старика, как котенок.

— Ах, дядя Джо, я так его люблю!

Джонс, тоже похожий на кота, только толстого и важного, заморгав желтыми глазами, пробормотал непристойное слово. Старик был увлечен собственной речью, Сесили — приятно погружена в себя, но миссис Пауэрс наполовину услышала, наполовину догадалась, и Джонс, подняв глаза, встретил ее гневный взгляд. Он попробовал переглядеть ее, но ее взгляд был бесстрастен, как нож хирурга, и, не выдержав, он отвел глаза и стал нашаривать в карманах трубку.

Послышался продолжительный гудок автомобиля, и Сесили вскочила на ноги.

— Ах, там… один наш… наш знакомый. Сейчас отошлю его и вернусь. Простите, я только на минуточку. Дядя Джо, можно?

— Что? — Старик прервал себя. — Да, да.

— Вы меня извините, миссис Пауэрс, правда? — Она пошла к дверям и мельком взглянула на Джонса. — И вы тоже, мистер Джонс?

— Значит, у Джорджа своя машина? — спросил Джонс, когда она проходила мимо. — Знаю: вы не вернетесь!

Она окинула его холодным взглядом и, выйдя за дверь, услыхала, как ректор снова заговорил — конечно, о Дональде. «Вот я опять невеста, — с удовлетворением подумала она, заранее предвкушая, какое лицо будет у Джорджа, когда она ему это сообщит. — А эта длинная черная женщина, наверно, крутила с ним любовь, вернее — он с ней, я-то знаю Дональда, Что ж, все мужчины такие. Может быть, он на нас обеих женится… — Она простучала каблучками по ступенькам и вышла на солнце, и солнце радостно обласкало ее, словно она была дочерью солнца. — Интересно, как бы это было — вдруг у меня был бы муж с другой женой? Или два мужа? Не знаю, кажется, я и одного не хочу, вообще не хочу замуж. Впрочем, один раз не мешает попробовать. Посмотреть бы, какое лицо сделал бы этот противный толстяк, если бы услышал, что я думаю. И зачем я позволила ему поцеловать меня? Брр…»

Джордж выглядывал из машины, следя за ее чуть покачивающейся походкой со сдержанной страстью.

— Ну, скорее, скорее! — позвал он.

Но она ничуть не ускорила шаг. Он открыл дверцу, даже не подумав выйти из машины.

— Господи, что ты так долго? — жалобно спросил он. — Я уже вообразил, что ты вовсе не поедешь!

— И не поеду, — сказала она, кладя руку на дверцу. Её белое платье, прильнувшее к гибкому, хрупкому телу, невыносимо слепило на солнце. За ней, через лужайку, виднелся такой же гибкий силуэт, только там стояло просто дерево, молодой тополек.

— Что?

— Не еду. Сегодня возвращается мой жених.

— Да ну тебя, садись скорее!

— Сегодня приезжает Дональд, — повторила она, глядя ему в лицо. До чего смешное лицо: сначала — невыразительное, как тарелка, и вдруг начинает пробиваться испуг, изумление.

— Да ведь он умер!

— А вот и не умер! — сказала она весело. — Он ехал со своей знакомой, и она предупредила нас, что он сейчас явится. Дядя Джо стал похож на воздушный шар.

— Да будет тебе, Сесили. Ты меня просто, дразнишь.

— Честное слово, нет! Это чистая правда, клянусь!