Читаем Собрание сочинений в 2-х томах. Том 2 полностью

4. «Без сумнения, — вещал Конфуций, — я могу слушать тяжущихся и изрещи решение, но мало в том себе славы полагаю. Истинная и достойная мудреца слава состоит в том, чтоб иссушить источник тяжбы и окружить престол правосудия толикими добродетельми, чтоб ни в весах, ни в мече нужды ему не было». Но как заключить в узы или по крайней мере воздержать страсти, раздувающие ябеду из пеплов ее (XIV)? Сделать, чтоб верх одержала мудрость, которая приводила б в отчаяние худую совесть, устрашала бы корыстолюбие и злобу в бегство б обращала. Вот что называю я потребити корень (XV).

5. Не мечтайте много о самих себе (XVI). Гнушайтесь столько злом, сколь оно ненавистно и безобразно. Любите столько благо, сколь оно любезно и прелестно, то есть всею душою своею, и сладостная тишина произведет то, что вы сами собою с удовольствием наслаждаться будете. Мудрый имеет всегда отверстые очи на свою совесть и гласу ее повсюду повинуется. Безумный оскверняет себя злодеяниями, когда нет оным свидетелей (XVII), и без стыда стремится к позорнейшим беспутствам. Если узрит он мудрого, к себе грядуща, уже боязнь в него вселяется, уже спешит он сокрыти свою гнусность и облекается в ложную наружность непорочности. Тщетная хитрость! И самые непрозорливейшие очи проникают до последних таинств сердца лицемерного. Нет у души таинства, которого б не выводило наружу поведение. Посему мудрый и ищет того единого, чтоб остеречься против своей совести. «О, колико должно от того охраняться, — вещает Конфуций, — что слепые видят и глухие слышат!»

Богатый убирает и украшает жилище свое; все в нем означает изобилие. Сему подобна добродетель. Тело, обитаемое ею, получает от нее впечатление величества и ясности (XVIII), возвещающее очам, что разверзает она всю душу и напояет ее утехами и спокойством; толико мудрому потребно во благих предначинаниях своих утверждаться.

6. Единою правотою сердца исправляются пороки и добродетели приобретаются. Но сия правота, толь драгоценная и толь существенная, не может воспротивиться сильному страстей ударению. Бурное блистание гнева ее низвергает, хладное содрогание страха ее преломляет, внезапный трепет робости ее потрясает, и бледная печаль погружает ее в слезы, яко в волны. Как может сердце спасти правоту свою от такой бури, где само оно от сокрушения не спасается? Едва она начинается, уже сердце становится от себя самого как будто бы изгнанно. Тогда человек взирая не видит и слушая не разумеет. Сладчайшая пища теряет вкус свой и приятность. О, безумие страстей! О, лютое владычество! Но безумие выгодное и владычество полезное, ибо они показуют, что без правоты сердца не можно удостовериться и в наружном исполнении добродетели (XIX).

7. Тщетна надежда учредить благоустройство в доме своем, если прежде не стараться о расположении своего поведения. Возможно ль взыскивать, в самом деле, от других того, чего нельзя одержать от самого себя? Как от них сего и требовать? Тогда поневоле следует человек не равной наклонности своих слабостей. Вместо того чтоб умягчать сердца нежностию, возбуждать в них самолюбие, удерживать их страхом, приобретать их благостию, прельщать их уважениями, человек сам себя забывает и посрамляет, подвергается презрению и влечет себя в опасность; идет слишком далеко и вспять отступает, ослепляется и дерзает, умаляется и унижается; сие и быть не может иначе; сердце влечет туда, куда само идет (XX). О, сколь мало таковых, кои видят слабости своих возлюбленных и добрые качества ненавистных себе! «Отец, — говорится по пословице, — не знает ни недостатков своего сына, ни доброты поля своего». Итак, да воцарится прежде всего добродетель в душе твоей, если хочешь, чтоб она в доме твоем царствовала.

8. О вы, поставленные вышним над нашими главами, цари и монархи, правящие миром, чего могут ожидать народы от премудрости вашей, если она не отворяет вам очей на знаменитые ваши дома, дабы оные наставлять вашим попечением. Великий монарх становится примером всему государству своему изнутри своих чертогов. Добродетели, тамо им возвращенные и окрест его цветущие, обращают всех взоры и далеко возвещают должность и невинные нравы. И действительно, нельзя, чтоб не был он почтен и любим, чтоб к вельможам его не было уважения и повиновения, чтоб несчастные не имели вспоможения и облегчения, когда сыновнее почтение (XXI), братская любовь и благотворение отличают высокий дом его паче порфиры, оный украшающей. Песнь гласит: «Мать прилепляет младенца своего к груди, она держит его в своих объятиях и лобызает многократно; еще он говорить не начинает, а она уже угадывает самые его желания чрез тайное горячности чувство». Когда не была она еще матерью, уже природа вселила сие чувство в ее сердце. Рождение младенца только что вывело оное наружу.

Перейти на страницу:

Похожие книги