Собрание сочинений в 2-х томах. Том 1

В 70—80-е годы XVIII столетия начнет бурно развиваться проза. Общественно-литературную жизнь будет определять журналистика. Просветители-прозаики — Новиков и Фонвизин, а затем Крылов — создадут в эти годы десятки резко обличительных сочинений. Они же определят главные темы сатиры, разработают различные жанры: очерк, повесть, письмо, путешествие, дневник, бытовую сценку, памфлет и т. д. В своих сочинениях они смело пошли на сближение языка литературы с разговорной речью широких разночинских слоев. Они отказываются от деления слов на высокие и низкие, благородные и подлые, характерного как для писателей-классиков, так и для новых писателей-сентименталистов, последователей школы Карамзина. Настойчиво добиваясь демократизации прозы, они широко включали в свои сочинения пословицы, поговорки и речения «низкого состояния людей», создавая по образу и подобию их новый, афористически четкий стиль повествования, отказываясь от старого латинизированного синтаксиса.

Яркий, глубоко оригинальный, «из перерусских русской», по определению Пушкина, талант Фонвизина с наибольшей силой проявился в языке. Фонвизин — блистательный мастер языка, великолепно чувствующий слово, создал беспримерную до него по сочности, свежести и смелости образную речь, проникнутую иронией и веселостью. Это мастерство сказалось и в комедии, и в прозаических сочинениях, и во многих письмах из Франции и Италии.

Говоря о состоянии молодой русской прозаической литературы начала XIX века, Пушкин писал, что она еще принуждена «создавать обороты слов для изъяснения понятий самых обыкновенных». На этом пути совершенно необходимо было преодолевать влияние Карамзина и его школы, оставивших в наследие «манерность, робость и бледность». И борьбе за «нагую простоту» русской прозы огромную, до сих пор еще не оцененную роль играли и драматические, и прозаические произведения Фонвизина, и особенно письма из-за границы. Именно здесь с удивительной легкостью и мастерством Фонвизин создавал обороты слов для изъяснения понятий и самых обыкновенных и самых сложных. Просто и деловито, конкретно и ярко, истинно русским слогом писал Фонвизин о быте чужих народов, о «политических материях», об искусство и экономике, о русских дворянах за границей — их поведении, поступках, характерах, и о европейской философии, театральной жизни Парижа, и о дорогах, трактирах и народных гуляньях, о музеях, религиозных праздниках и театрализованной папской службе. Белинский справедливо называл эти письма «дельными», свидетельствуя, что Фонвизина «читать есть истинное наслаждение. В его лице русская литература как будто даже преждевременно сделала огромный шаг к сближению с действительностью: его сочинения — живая летопись той эпохи».^[1]

Г. МАКОГОНЕНКО

ДРАМАТУРГИЯ

КОРИОН {*}

КОМЕДИЯ В ТРЕХ АКТАХ

Переделанная в русскую с французского языка

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА

Корион.

Менандр, друг его.

Зеновия, любовница Корионова.

Андрей, слуга Корионов.

Крестьянин.

Действие в подмосковной деревне Корионовой.

ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ

ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ

Андрей

Уединенну жизнь как мне ни выхваляли,

Я вижу, что о том пустое мне болтали.

Возможно ли Москву с деревнею сравнять?

Там нет полей и рощ, а есть где погулять.

Вовеки не могу я к жизни сей привыкнуть,

Приятности ее не в силах я проникнуть.

Свирелей нежный глас не мил моим ушам:

В Москве я живучи, привык к колоколам.

Уж три дни, как я здесь, в угодность господину,

Скучаю, рвусь, бешусь, кляну мою судьбину,

Не ведая, зачем приехал он сюда.

Никак пришла ему взбеситься череда!

Не знаю, для какой приятной здесь награды

Оставил он Москву, где балы, маскарады

Имеют полну власть из ночи делать день,

Из солнечных лучей ночную делать тень.

Что сделалося с ним? Что сделалось со мною?

Неужель мы навек расстанемся с Москвою?

Тому, кто так, как он, беспечно жизнь ведет,

Казалось бы, на ум деревня не пойдет:

Он молод, и богат, и счастлив в нежном поле —

Чего ж ему еще желать осталось боле?

Но нет!.. Он прежде сам веселу жизнь любил,

Теперь стал весь не тот: печален и уныл;

Жестокая тоска его тревожить стала;

Она одна сюда на почте нас примчала.

В деревню отроду приехав в первый раз,

За целые сто лет считаю всякий час...

Пойду теперь, пойду, спрошу я господина:

Какая бы его тоски была причина?

Пойду, пойду к нему... Но что ж я оробел?

(Воротясъ.)

Он мне к себе входить без спросу не велел...

Однако ж я пойду... Иль он лишен рассудка?..

Нет... нет... Останусь здесь!.. Теперь некстати шутка:

С сердитыми шутить, я знаю, каково.

(Помолчав.)

Кроме меня, с собой он не взял никого;

За службу верную, в награду, для покою,

По милости своей меня он взял с собою.

Что десять делали, я делаю один:

Худая жизнь слуге, коль бешен господин!

Собачья жизнь моя! Терпения не стало!

Да что за чудо мне в глаза теперь попало?

Какое странное и глупое лицо?

ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ

Андрей и крестьянин