Читаем Собрание сочинений в 2-х томах. Т.II: Повести и рассказы. Мемуары. полностью

— Полноте этакое говорить! — испугался Сашка, соображавший в то же время, как ему поступить дальше: ведь идти к Ламозовой могиле все-таки надо было.

— Антон Петрович, вот тогда что, — наконец нашел он выход из положения. — Давайте доберемся как-нибудь хоть до сопки этой. Полпути я вас и на руках донести могу. Там уж я один осмотрюсь, — камешки найдем и домой. А не сможете идти, так я оттуда один в нашу деревню за подводой слетаю. Что вы хворый, все видели. Из сил, мол, выбился. А тогда завтра и на пароход можно.

— Делай как хочешь, — равнодушно согласился Скрябин, невыносимо страдавший от боли, словно разламывавшей голову. И они снова пошли вперед, всё чаще и чаще присаживаясь у самых струй мощной реки, катившей им навстречу свои зеленоватые волны.

VIII

Устроив Антошу в тени отрога сопки, каменным боровом сползавшего в глубину Амура, и догадавшись положить ему на лоб мокрый платок, Гвоздев с золотого песка отмели стал карабкаться на сопку. Антоша слышал, как из-под ног Сашки посыпались камни, как он заворчал, ругаясь. Потом всё стихло, кроме журчания воды, омывавшей кайму отмели.

Как только Скрябин лег и вытянулся, тошнота отступила; и головная боль от мокрой тряпки, должно быть, стала стихать. Радуясь облегчению, отдыхая, боясь шевельнуться и чувствуя, как по ушам и щекам стекают щекочущие капли, Антоша стал погружаться в легкую дрему, не переставая слышать мелодичный плеск волн, который иногда делался похожим то на музыку, то на церковное пение.

Тем временем Сашка, поднявшись до ровной площадки, с которой росла в высь уже голая, островерхая пирамида скалы, остановился и стал осматриваться. Площадка была невелика и местами поросла низкорослым кустарником. Между кустами было разбросано несколько больших камней, давних, обросших мхом с северной стороны, гранитных обломков.

— Стало быть, тут, — сказал Сашка негромко. — Под одним из этих камней надо искать. Под тем, сказано, который можно сдвинуть с места.

И, выправив дыхание, он продолжал осматриваться, выбирая камень по своим силам. Спешить было некуда, и действовать следовало без торопливости, спокойно. Но вдруг, уже направляясь к облюбованному камню, он оторопело остановился и принял позу, словно готовился отразить нападение: на траве перед камнем, на который были устремлены его глаза, валялись тонкие ветки со свежим ножевым срезом. Обойдя камень, Гвоздев убедился, что трава вокруг него примята, кто-то недавно сидел на нем и работал ножом, вероятно, обстругивая палку, ибо кривой ее конец, наскоро обрезанный, валялся тут же.

— Вот тебе и на! — пробормотал Сашка и, вытащив из ножен финский нож, шагнул вправо, а потом влево. Но влево площадка упиралась в скалу, почти отвесную, а внизу была пропасть. В этом направлении никто не мог бы скрыться или спрятаться. Вправо же площадка имела спуск к реке, каменистый и узкий, но с кустами впереди. Там легко можно было притаиться, но видеть оттуда, что делается на площадке, никак было нельзя.

И Сашка не стал долго раздумывать.

— Наплевать! — буркнул он, пряча нож в чехол. — Я тебя, леший, шугану, если сунешься.

И он бросился к камню, на котором только что кто-то сидел. Присев перед ним на корточки, он уперся в него обеими руками. Камень шатнулся, поддался. Сашка напряг все свои силы, и глыба не перевернулась, не откатилась, а всего лишь мягко легла на противоположную свою, перед этим открытую, сторону. Из сырого углубления, служившего ложем камню, выскочили две ящерицы и, извивая хвосты, бросились в траву. На самом же дне, в центре его, мшистом, не доставаемом тяжестью камня, Гвоздев увидел четырехугольную, красную с черным, жестяную коробочку от ленты для пишущей машины.

Глаза Сашки блеснули торжеством; тяжело задышав, зыркнув глазами по сторонам, он схватил коробку и сунул ее в нагрудный карман гимнастерки. Потом похлопал по кармашку, хорошо ли легла, и застегнул клапанчик на пуговицу. «Стало быть, всё правильно рассказал Голованов, — подумал он, поднимаясь с корточек. — Хоть и преступником был, а перед смертью не соврал. А теперь и спускаться можно. Дело сделано».

Зайдя с другой стороны камня и привалив его на прежнее место, Гвоздев еще раз подошел к спуску, по которому с площадки скрылся неизвестный, строгавший здесь палку. Но ни за нависавшими над тропой камнями, ни в шевелившихся от ветра кустах Сашка ничего подозрительного не заметил. И лишь для очистки совести он басисто крикнул вниз:

— Эй, ты!.. Ну, попадись ты нам только! — и уже с легкой душой, мурлыча под нос «Кончены годы кровавого гнета», стал спускаться с сопки.

Скрябин спал. Почти высохший платок сполз с его лба и по лицу ходили мухи. Сашка согнал мух, снова намочил платок в Амуре, отжал и покрыл им лоб спутника.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии