Собрание сочинений в 12 т. T. 8

Юноша работал без перерыва до самого обеда. Но потому ли, что он вносил в свою работу слишком много рвения, или, быть может, недостаточно подкрепился с утра, он вдруг как-то сразу выдохся и ослаб, что тотчас же заметил старший в бригаде.

- Нет, ты в пудлинговщики не годишься, - сказал он. - Лучше сейчас же просись в другой цех, а то потом поздно будет.

Шварц стал уверять его, что это случайная усталость, которая скоро пройдет, и что он может пудлинговать не хуже всякого другого. Тем не менее бригадир счел нужным доложить начальству, и молодого рабочего тотчас же вызвали к старшему инженеру.

Инженер тщательно проверил его документы и, покачав головой, сурово спросил:

- Разве вы пудлинговщиком работали в Бруклине?

Шварц в смущении опустил глаза.

- Я уж вам сознаюсь, что я работал литейщиком… Хотел заработать побольше, вот и решил пойти в пудлинговщики.

- Вот все вы так, - с досадой сказал инженер, пожимая плечами. - В двадцать пять лет вы хотите делать работу, которая и в тридцать пять не всякому под силу… Хороший ли вы литейщик по крайней мере?

- Последние два месяца я числился по первому разряду.

- Незачем вам было уходить оттуда. Здесь вы начнете с третьего. И еще будьте довольны, что вам дают возможность перейти в другой цех.

Инженер черкнул несколько слов на пропуске, связался с конторой по проволочному телеграфу и, обратившись к Шварцу, сказал:

- Верните ваш жетон, выходите из цеха и отправляйтесь прямо в сектор «О», в контору старшего инженера. Он предупрежден.

У ворот сектора «О» Шварцу снова пришлось пройти через все те формальности, какие он преодолел, чтобы попасть сюда.

Его опросили, прежде чем впустить, потом направили к мастеру, и тот сам проводил его в литейный цех.

Здесь работа была более спокойная и не такая напряженная.

- Это у нас малый цех, - сказал мастер, - мы отливаем здесь только сорокадвухмиллиметровые пушки. К отливке больших орудий допускаются только рабочие первого разряда.

«Малый» цех имел сто пятьдесят метров в длину и шестьдесят пять в ширину. В нем, по беглому подсчету Шварца, помещалось по меньшей мере шестьсот тиглей, установленных в зависимости от их размеров по четыре, по восемь и двенадцать штук в печах, расположенных вдоль стен.

Посредине, во всю длину цеха, шло продольное углубление, где стояли готовые формы, куда поступала расплавленная сталь. По обе стороны углубления тянулись рельсы, по которым двигался подъемный кран, подавая и забирая эти огромные массы металла. Как и в пудлинговом цеху, с одного конца по путям прибывали составы, груженные сталью, с другого увозили только что отлитые пушки. Возле каждой формы стоял рабочий с железным прутом в руках, наблюдавший за плавкой в тиглях. Все эти операции, которые были знакомы Шварцу по другим заводам, здесь были доведены до совершенства.

Когда проба показывала, что плавка готова, раздавался сигнальный звонок, и тотчас же к каждой печи подходили двое рабочих одинакового роста с железной штангой на плечах. По свистку бригадира, который с хронометром в руках наблюдал за операцией, тигель щипцами вынимали из огня и вешали на крючья штанги. Рабочие плавным движением опрокидывали содержимое тигля в специальные желоба из огнеупорной глины, по которым расплавленная сталь стекала в воронку, расположенную над изложницей, а раскаленный тигель опускали в приспособленную для этой цели ванну.

Эта операция производилась последовательно каждой бригадой рабочих у каждой печи, без единого перебоя, причем каждое движение было так строго рассчитано, что через одну десятую секунды после того, как опрокидывали последний тигель, все тигли уже лежали в ванне.

Железная дисциплина, привычка, приобретенная опытом, и ритмическая согласованность всех движений совершали это чудо.

Шварц, повидимому, был хорошо знаком с этим процессом. Его поставили в пару с рабочим его роста и после проверки работы на пробной отливке признали превосходным литейщиком. После окончания работы мастер сказал ему, что он может надеяться на быстрое повышение.

Когда Шварц в семь часов вечера вышел за пределы Стального города, он первым делом отправился в гостиницу за своим саквояжем. Оттуда он пошел по дороге, которая вела к группе домиков, замеченных им еще утром. Здесь он без труда нашел себе комнатку у одной доброй женщины, которая взяла его на полный пансион.

Поужинав, он не пошел искать встречи с другими молодыми рабочими в пивной, а заперся у себя в комнате, вынул из кармана кусок стали и кусок шихты, которые он незаметно подобрал в литейной, и при свете коптящей лампы стал внимательно рассматривать их.

Затем он достал из саквояжа толстую переплетенную тетрадь и, перелистав страницы, исписанные разными заметками, формулами и вычислениями, сел писать. Он писал по-французски, но из предосторожности шифром, ключ которого был известен ему одному: